Пушок самодовольно улыбнулся Мурке. Та одобрительно кивнула. Но поднявшийся вокруг ор не дал насладиться вновь достигнутой семейной гармонией.
– Этот идиот спугнул наш ужин! – сорвалась на истерический крик пожилая кошка. – Мы две недели охотились за этим голубем. Говорят, это последняя птаха во всем Мурлеане.
– Оно и понятно. Мы их уже два года едим. А последним, видимо, не полакомимся. Голуби сейчас ох какие пуганые стали. Этот, скорее всего, уже на край света летит, – вздохнули коты.
– Вы едите голубей? – наморщила нос Мурка. – Фу! Какая гадость!
– Гадость?! Да вы вообще откуда такие выползли? – во все глаза уставились на незнакомцев местные. – У нас вообще-то великий голод в самом разгаре. По всей Котовропе, как бы это помягче выразиться, жрать нечего.
– Великий голод? – испуганно переспросила чета чужаков. Пушок машинально погладил живот. Остатки криогенного сна уже окончательно выветрились, и голод, пусть и не великий, начал давать о себе знать.
– Он самый! – отплевываясь от дождевой воды, кивнул какой-то словоохотливый горожанин. – Дожди как зарядили три года назад, так и хлещут. Какая скотина была, от ливней, будь они неладны, заболела да сдохла.
Тут по толпе пронесся ропот:
– Кошквизиторы…
– Кошквизиторы.
– Кошквизиторы!
В следующее мгновение все местные жители, как по команде, расплылись в самых широких улыбках, какие только доводилось видеть Пушку. Через толпу протискивались четыре кота в черных балахонах с охапками хвороста под мышками. Они недолго, но пристально изучали каждую улыбку. Но один мурлеанец не смог совладать с нахлынувшей печалью. На его морде отобразилась вся тоска и скорбь голодной Котовропы. Именно эту гримасу и застали кошквизиторы.
– Какой прекрасный сегодня денек, не находите? – обратился к толпе один из котов в черном.
– Да-да-да! Именно так! – хором ответили горожане.
– А вот один из вас так не считает, – с сожалением покачал головой обладатель самого длинного балахона. – Этот кот определенно не верит, что жизнь прекрасна и будет еще лучше.
Кошквизитор указал острым когтем на грустного кота. Тот мигом спохватился, быстро вытер слезы и попытался изобразить на морде вселенское счастье.
Еле слышным шепотом бедняга выдавил:
– У меня все чудесно. Жизнь – это сплошной калейдоскоп праздников.
В поисках причин для радости он поднял глаза к небу. Но, как назло, сквозь моросящий дождь зверь разглядел очертания голубя, уносящегося вдаль. Досада и сосущее чувство голода подступили к горлу с новой силой. Губы задрожали, глаза заволокла предательская пелена. И слезы с новой силой хлынули из зеленых глаз.
– Это дождь! – поспешил оправдаться мурлеанец.
– Конечно, – сухо кивнул кошквизитор, взял у помощника красный шелковый платок и провел им под глазом дрожащего бедняги. Затем отдал кусок ткани обратно.
Младший коллега лизнул платок и резюмировал:
– Соль.
– Соль. Все слышали? Соль! А значит, слезы! Эти вездесущие приспешники плохого настроения! – громогласно объявил главный кошквизитор и снял капюшон. Его голова была полностью обрита. Черная шерсть осталась лишь на больших ушах. От этого кот казался существом из другого, но уж никак не более радостного, мира. – А ты ведь меня почти обманул, ремесленник. Я и вправду начал сомневаться, что ты грязный пессимист.
– Какой же я пессимист? Что вы такое говорите, кошквизитор Клыквемада? – залепетал обвиняемый.
– Ого! Да ты и имя мое знаешь, – театрально удивился Клыквемада. – Зачем бы правоверный оптимист стал интересоваться каким-то там кошквизитором?
– Так ведь вас весь Мурлеан знает. Спросите у любого в этой толпе, – кот с надеждой повернулся к горожанам. Но те, будто не замечая его, продолжали тянуть улыбки и смотреть в пустоту.
– Хочешь сказать, что ты не предаешься грусти каждый раз, когда закрываешься в своей крохотной холодной квартирке?
– Конечно, нет! Я вообще не знаю, что такое грусть, – попытался непринужденно и весело ответить кот, но от этого его голос зазвучал еще более испуганно.
– Значит, ты отрекаешься от депрессии?
– Еще как отрекаюсь, кошквизитор Клыквемада!
– Что и требовалось доказать, – лучезарно улыбнулся кошквизитор. – Правоверный оптимист никогда не будет отрекаться от того, к чему не имеет отношения.
– Но…
– Никаких «но», ремесленник! Твоя вина доказана! – фыркнул Клыквемада и бросил под лапы «пессимисту» связку хвороста. – Только огонь в силах согреть твое ледяное сердце и вернуть тебе жажду жизни.
– На кой черт мне ваша жажда жизни, если я сгорю?!
– Но перед этим тебя ждет несколько самых ярких минут в твоей жизни. Ты, наконец, поймешь, что жизнь прекрасна.
– Вы мне лучше пожрать дайте. Я тогда этой вашей радостью просто фонтанировать буду! – доведенный до отчаяния кот бросился на Клыквемаду, но запнулся о лежащий под лапами хворост и рухнул в лужу. Подоспевшие младшие кошквизиторы заученными движениями связали пессимиста, заткнули ему рот толстой веткой и водрузили на уже сооруженное кострище.