Великая надежда

– Нам нельзя требовать ясности, – тихо сказал Георг. – Это делают взрослые, почти все взрослые, и от этого умирают. Оттого, что требуют ясности. Сколько бы вы ни спрашивали, все равно все останется неясно, слышите? Пока вы живы. – Окоченевшими пальцами он вцепился в дверной косяк. Постепенно его руки обмякли – вот-вот опус– тятся.

– Ты болен, – сказала Ханна, – Георг, ты болен.

Остальные молча стояли кружком.

Герберт протиснулся вперед.

– Хотите знать, что Биби сейчас сказала? Я знаю! Я слышал. Хотите, скажу? Хотите? Я скажу, да?

– Говори!

– Не говори!

– Только попробуй, Герберт!

– Биби сказала, она сказала…

– Я не хочу знать! – крикнул Георг. – Сегодня мой день рождения, и я не хочу ничего знать! – Его руки равнодушно повисли. – Сегодня мой день рождения, – без сил повторил он, – и вы желали мне всего самого лучшего. Вы все желали.

– Он прав, – сказал Леон. – Сегодня его день рождения, и точка. Давайте во что-нибудь поиграем!

– Давайте, – сказал Георг. – Ну давайте! – Его глаза снова заблестели. – Я уже приготовил лото.

– А на что будем играть?

– На честное слово.

– На честное слово? – язвительно усмехнулся Курт. – На какое еще честное слово? Давайте играть на звезду!

– Опять вы начинаете, – упрямо сказал Георг.

– А теперь, – залепетал Герберт, – теперь я вам все-таки скажу, что сказала Биби! Она сказала… – и прежде, чем ей удалось зажать ему рот ладонью: – Биби сказала: звезда означает смерть!

– Это неправда, – сказала Рут.

– Мне страшно, – сказала Ханна, – потому что мне еще хотелось бы иметь семерых детей и дом на шведском побережье. Но в последнее время отец часто гладит меня по волосам, а когда я к нему оборачиваюсь, он начинает насвистывать.

– Взрослые, – взволнованно крикнул Герберт, – взрослые все время говорят дома на иностранных языках!

– Они всегда так, – возразил Леон, – они и раньше так делали. – Его голос изменился. – Все становится отчетливее.

– Неотчетливее? – переспросила Рут, сбитая с толку.

– Это одно и то же, – объяснил Леон. Но ему показалось, что он произнес вслух тайну, о которой лучше бы промолчать. – Отдайся на волю неясного, чтобы достичь ясности.

Остальные отвернулись. «Можно, Георг? А то в комнате душно». Они рывком распахнули окно и свесились наружу. За окном была темнота, глубокая, как море. Двор был неузнаваем. «Если бы мы сейчас попрыгали из окна, – хрипло сказал Курт, – друг за другом! Миг – и все, и больше никакого страха. Никакого страха. Представьте себе!»

Дети закрыли глаза, они отчетливо увидели самих себя, друг за другом. Черные, и проворные, и вытянувшиеся в струнку, словно прыгают в воду.

– А ведь неплохо? – сказал Курт. – Если они нас потом найдут, вытянувшихся во всю длину, неподвижных. Люди иногда говорят: мертвые смеются. Так давайте и мы над ними посмеемся!

– Нет, – крикнул Герберт, – нет, нельзя!

– Мамочка не разрешает, – съехидничал Курт.

– Каждый из нас должен и сам это понимать, – спокойно сказала Рут из комнатной темноты. – Если получил подарок на день рождения, его нельзя выбрасывать.

– А сегодня как раз мой день рождения, – подхватил Георг, – вы ведете себя невежливо. – Он всеми способами пытался увести остальных от окна. – Кто знает, будем ли мы в будущем году по-прежнему вместе. Может, это наш последний праздник!

– В будущем году, – насмешливо крикнул Курт. Отчаяние вновь забирало власть над детьми.

– Пожалуйста, берите коврижку! – вне себя крикнул Георг. Если бы только Эллен была здесь! Эллен бы ему, наверное, помогла. Эллен бы их переубедила и увела от окна. Но ее здесь не было.

– Если бы мы это сделали! – настойчиво повторил Курт. – Если бы мы прямо сейчас это сделали! Терять нам нечего.

– Нечего, кроме звезды!

Эллен испугалась.

Туман пошел клочьями. Небо было как высокое сводчатое зеркало. В нем больше не отражались ни лики, ни очертания, ни границы, ни вопросы, ни страхи. В нем отражалась только звезда. Мерцающая, тихая и неумолимая.

Звезда повела Эллен сквозь сырые мрачные улицы, прочь от Георга, прочь от друзей, прочь от всех желаний, в сторону, противоположную всем другим сторонам, где бы Эллен могла с ними встретиться. Звезда увела Эллен от нее самой.

Она спотыкалась; широко расставив руки, она неуверенно брела за звездой. Она подпрыгивала и хватала, но ухватиться было не за что. Сверху не свисала никакая веревка.

Выходит, что бабушка была права, когда ее предостерегала?

«Горе тебе, если ты возьмешь звезду. Радуйся, что это тебя миновало! Никто не знает, что значит звезда. И никто не знает, куда она ведет».

Нет, это было невозможно узнать заранее, да и не нужно – нужно было только идти за ней следом, и этот приказ касался всех.

Чего тут еще бояться? Зачем все прорицатели, если есть звезда? Кто, как не она, обладает властью претворять время в нечто другое и прорывать стену страха?

Внезапно Эллен остановилась. Кажется, она пришла как раз туда, куда было нужно. Ее взгляд медленно оторвался от звезды и соскользнул по небу вниз до самых крыш. От крыш было уже недалеко до номеров и имен. Все было то же самое, они прятались от звезды.