Великая надежда

Стоптанными каблуками Война забарабанила о край ящика, чтобы обозначить свое появление. Земля испуганно оглянулась вокруг.

— Это она!
Это война!

Война спрыгнула с ящика. Шелково зашуршала темнота.

— О, впустите меня сюда!
Я не сделаю вам ничего…
— Мы сами бежим незнамо куда,
мы не знаем здесь никого!

Мария запнулась. Война, готовая к прыжку, отшатнулась, потому что в дверь зазвонили, и звонок все дребезжал и дребезжат. Это был уже второй звонок.

Но в игре на сей раз не было суфлера, никого из тех, кто своим шепотком смягчает серьезность и умеряет удаль любой игры, кто помогает развитию действия, не действуя сам. То и другое окончательно совпало. Тот, кто прозевал и не успел вовремя вступить, запутывается, а тот, кто прозевал момент, чтобы выйти из игры, запутывается вдвойне. До чего же трудно входить и выходить вовремя, с той же четкостью, с какою день сменяет ночь. В этом и было все дело. Но дети не знали, что дальше, потому что звонок неистовствовал.

— Младенец Христос, — прошептал Герберт, но никто не засмеялся.

— Почтальон, — поспешно сказала Рут, сама себе не веря.

— Дама из соседней комнаты: что-то забыла.

— Сама себя забыла!

— Тихо, не шумите!

— У нее же есть ключ!

— Играйте дальше!

— Какую игру ты имеешь в виду?

— В которую мы играем или в которую с нами играют?

Дети колебались. Трезвон прекратился и зазвучал опять, он долбил запертую дверь, как окровавленный клюв хищной птицы.

— Играем дальше, слышите?

Но то, что сыграют с нами, только через боль превратится в то, во что играем мы сами. Они очутились посреди превращения, явственно почуяли испарения от лохмотьев, и в то же время им почудилось, что сокровенный блеск елочных гирлянд вокруг их бедер и шей стал ярче. Обе игры уже начали перетекать одна в другую и неразрывно сплелись в новую игру. Кулисы раздвинулись, четыре узких стены постижимости разлетелись на куски, и победоносно, как водопад, прорвалось непостижимое. Играть должен ты перед лицом моим!

— Играйте дальше!

Мария крепче ухватила сверток. Война издевательски вынырнула из тени. Она выскочила из угла и одновременно изо всех углов сразу — и казалось, по пронзительному звуку звонка она ввалилась в комнату сквозь бесчисленные люки в полу и потолке. На ней был плащ, который был ей велик и чересчур роскошен, и она с трудом волочила его за собой. Иосиф попытался оттолкнуть ее в сторону. Снаружи непрерывно звенел звонок.

Земля затравленно металась по кругу. Фонари бесшумно провалились в бездонную пропасть и погасли. Сверток словно засиял.

Война свистнула сквозь зубы. Она рванула к себе Землю и швырнула ее обратно на пол, подняла и еще раз с силой толкнула.

— А ну убирайся вон со двора!
Ты пойдешь со мной,
то-то будет игра!

Бродяги подсматривали сквозь пальцы, Ангел, опираясь на левый локоть, висел в темноте, как на краю купола. Земля застыла в нерешительности.

— Останься здесь!
— Нет, пойдем со мной,
брось ребенка здесь,
за мной, за мной!

Дверной звонок бушевал и требовал какого-то решения. Бродяги беспокойно ворочались во сне. Мария неловко протянула сверток в холодный сумрак.

— Решайся, бери меня!
Бери!

Земля пошатнулась. Она зябко завернулась в скатерть. Война наклонилась вперед и попыталась заглянуть ей в лицо. Ее глаза мерцали во мраке, они высматривали, где больше всего опасность. Еще раз предостерегающе возвысил голос Ангел. Звонок на лестнице жалобно дребезжал, казалось, он задыхается. Он о чем-то просил. Где больше всего опасность?

Земля выпростала руки из скатерти и протянула к ребенку.

— Да, да, беру,
я решилась, смотри!

Война сорвала с головы каску.

— О счастье на все времена!
Я — Мир, а не Война!

Ликуя, отшвырнула она солдатский плащ в потемки. Огонь набросился на усталые дрова. Звонок надсаживался.

— Откройте, это бессмысленно!

— Тише!

— Играйте дальше!

Тяготы Преображения обрушились на детей. Глубоко в темноте стояли они друг против друга. Иосиф рванулся прочь от Марии, узловатый посох с оглушительным грохотом покатился по полу. Ангел посмотрел на свои руки с таким видом, точно они были связаны.

Георг пытался на ощупь отыскать дверь.

— Ты куда?

— Пойду открою.

Трое бродяг в ужасе вскочили с пола и попытались его удержать. Дверь была не смазана и запела чужую песню.

— Кому ты открываешь, Георг?

В дверях стоял господин из другого квартала. Дети вздохнули с облегчением. Господин, который хотел им помочь. Леон был с ним шапочно знаком и раньше. Последнее время этот господин бывал у него чаще и, казалось, не обращал ни малейшего внимания на звезду, которой была отмечена дверь; знал он и его друзей. Он то и дело повторял детям, что он в курсе всех событий. И вдобавок обещал предупредить, если что-нибудь узнает.