Великая Ордалия

Миг невозможного света.

Всепроникающего, сияющего, золотого. Пронзающего пустоту, озаряющего контражуром взметнувшиеся столбы обломков и пыли, ибо сама гора, разорванная на части, разлетелась вверх и вовне. Дымные шлейфы, чёрные, окружённые сиянием, подобно щупальцам осьминога вздыбились, простерлись, охватывая опустевший купол небес. Охлаждающиеся края их выпятились вниз и наружу, закручиваясь и устремились долу, внутри же окутанных чадящими клубами высей разверзся сам Ад.

Распространяющееся кольцами и кругами всеуничтожение. Вихри пепла. Обуглившиеся склоны, усыпанные опрокинувшимися вовне дымящимися фигурами. Издающие хрип… части тел, беспалые руки, слепо шарящие вокруг. Пылающие адепты, кувыркаясь, падающие с небес.

А затем взвыли целые пространства и дали, забитые людьми и шранками. Ослепшие поднимали вверх лица, пузырящиеся чудовищными волдырями, зияющие пустыми глазницами на месте выжженных глаз. Обожженные стряхивали кожу с собственных рук, словно пытаясь освободиться от каких-то лохмотьев.

Запах дымящейся, подгоревшей ягнятины или жарящейся на костре свинины.

Рты, округлившиеся от жалобных криков.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ Горы Демуа

Быть человеком, означает принимать образ его подобно своду небес над головою. Постичь же человека как человека означает остаться слепым к сему образу, оказаться лишенным его постижения. И не знать об искаженности бытия. Итак, постичь что значит быть человеком, значит перестать быть человеком.

— Трактат о Разделении, НЕИЗВЕСТНЫЙ

Ранняя осень, 20 год Новой Империи (4132 Год Бивня), горы Демуа

Ишуаль уничтожена. Получены известия об отце. Учение полностью опровергнуто.

Всё это было опытом Познания, стоящим дороже любого другого.

Горный ветер и пронизывал Выжившего насквозь и скользил по его коже. Испещренной порезами. Рассеченной. Покрытой серповидными рубцами и сморщенной. Даже поверх шрамов на ней виднелись новые шрамы. Он мог бы использовать своё тело как карту или шифр, не будь его память столь абсолютной. Каждое безвыходное положение. Каждая жестокая схватка. Испытания были врезаны в саму его плоть наследием тысячи кратчайших путей. Принятых им бесчисленных решений.

Он стал иероглифом, живым указанием на вещи одновременно незримые и глубинные. Не имело значения насколько ярко светит солнце — тьма всё равно клубилась вокруг. Не имели значения дали и расстояния — исходящие слюной твари всё равно обступали его. Не имело значения умиротворенное щебетание птиц, и спокойное безмолвие высоких, поросших сосняком утёсов — кромсающие лезвия по-прежнему свистели в темноте, а где-то неподалёку острия клинков вспарывали воздух.

Разрезы и разрезы и разрезы и снова разрезы, разрезы и разрезы…

Он стал живым текстом. Единственным, что имело значение теперь, когда сгинула Ишуаль…

Выжившим.

Вместе с мальчиком они следовали за стариком и женщиной, вслушиваясь в краткие реплики, которыми обменивались эти двое. Лексические системы ширились. Грамматические конструкции изучались и пересматривались. Они сопоставляли тональности с выражениями лиц и теперь могли извлекать всё больше и больше значений из прежде почти что бессмысленных звуков.

Они поднимались по склонам, следуя петляющим тропам и с трудом продвигаясь в тени вздымающихся до неба скал.

По какой-то случайности, солнце во время их приближения выглянуло из-за горы над линией ледника так, что весь мир, казалось, засиял ослепительным светом. Они взбирались к огромным сверкающим равнинам, словно подвешенным прямо в воздухе и обращенным к ним своими искрящимися гранями.

Визжащие пузырящимся потоком изливались сквозь темноту. Выживший, вздрогнув, моргнул.

Мальчик заметил это.

Разрезы и разрезы и разрезы…

Не смотря на свою очевидную немощь, пара рожденных в миру едва останавливалась, чтобы передохнуть. Они карабкались вверх полные живости, рысцой бежали вместе с неослабевающим ветром — и так споро, что мальчику иногда приходилось напрягать все свои силы. Это было возможно благодаря тому веществу, понял Выживший, наркотику, что они слизывали с кончиков пальцев. Он придавал им дыхания в той же мере в каком обострял их ум и придавал ногам прыти.

Ещё одна загадка…

Обещающая даже больше открытий, чем прочие.

Чернила знания пятнали чистый лист. Пара понимала кем были их спутники, но понимала только в грубом приближении. Их представления и понятия давали им возможность лишь поверхностно описать дунианские принципы, но ни в коем случае не постичь их суть. Их суждениям недоставало чёткости.