Великая Ордалия

— Последуешь ли ты её желаниям? — спросил он, провоцируя старика, ибо уже знал ответ.

Волшебник искоса взглянул на него. Он знал, что обманывал сам себя, что столкнулся с тем, чего был не в состоянии постичь в достаточной мере. Он осознавал даже свою неспособность предвидеть, но ему всё равно не удавалось убедить себя в том, что он находится в опасности. Да и как бы он мог, если подобная слепота составляла для него саму основу, сущность того, что значило «быть»? О каком предвидении, о каком начале могла идти речь, если ещё даже не начался ты сам?

— Возможно…

Нерешительный взгляд. Лицо, изо всех сил старающееся в своём выражении сохранить видимость решимости. Знание делало старика слабым — понимание того, сколь велика пролегающая меж ними пропасть.

— Мой отец что-то забрал у тебя.

Увидеть это было не слишком сложно.

Мимолётное дрожание собравшихся вокруг его глаз морщин. Набухание слёзных протоков. А глубже — запутанный, извивающийся, ищущий выхода клубок из страстей и мыслей.

— Да, — молвил волшебник, глядя в сторону вздымающихся крутыми откосами далей.

Первое признание истины. И чем больше подобных признаний он сможет извлечь из смутной мешанины, которой являлась душа этого человека, тем в большей степени он сможет им овладеть.

Маленькие истины. Он должен собрать их одну за одной… подобно сотне камней.

Старик кашлянул, чтобы дать себе время поразмыслить, а вовсе не для того, чтобы прочистить горло.

— Да — именно так он и сделал.

Мать беременной женщины, Мимары. Келлхус забрал её.

Размышления Выжившего порождали ветвящиеся схемы из объяснений, каждое из которых тщательно оценивалось согласно имевшимся доказательствам.

С каждой выделенной и отобранной Причиной, её конкуренты растворялись во тьме, инициировались новые циклы предположений, шестерёнки крутились внутри крутящихся шестерёнок, крутившихся в других шестерёнках…

Зачем Келлхус забрал её? Чтобы принудить этого человека к чему-то? Чтобы произвести потомство? Основываясь на чём-то ещё?

Была лишь одна возможность. Всегда лишь одна. Ибо так была устроена сама суть постижения: оценка, отбор…

И бойня.

Той — второй ночью они встали лагерем на скале, торчавшей на склоне растянувшегося на многие мили гребня, вдоль которого они шли большую часть дня. Было особенно трудно удерживать равновесие. Воздух, и так сильно разреженный, к сумеркам, казалось, ещё более истончился и тела их то наливались тяжестью, то будто бы пытались воспарить. Пустота с вожделением вглядывалась в них, заставляя пошатываться от головокружения. Пронзавшие морозный ветер солнечные лучи с геометрической точностью упирались в сгрудившиеся вокруг вершины, вспыхивая на заснеженных пиках золотом и багрянцем. Скрип сапогов о камни и щебень терзал слух.

Поскольку до темноты ещё оставалось более стражи, Мимара через Ахкеймиона потребовала, чтобы Выживший спустился чуть ниже, где на раскрошенных солнцем и ветром склонах они заметили небольшое стадо горных козлов. Для неё уже сделалось привычным требовать чего-либо от двух дуниан.

Он убил козла единственным камнем.

Вернувшись, он обнаружил, что мальчик засыпает старика вопросами, а женщина изумленно взирает на это. Выживший заметил, что её обеспокоила та легкость, с которой мальчишка мог надевать и отбрасывать прочь маску ужаса, который якобы настиг его предыдущим днем. Оставшись с ним наедине, он напомнил, что не стоит столь явно раскрывать доступные ему инструменты.

Они сидели на выгнувшемся горбом хребте мира, наблюдая за пламенем, что шипя и источая капли жира, облизывало тушу. Старик и женщина чувствовали себя весьма неуютно, ибо видели некое безумие в том, что делили огонь и пищу с теми, кого недавно собирались убить. Их поиски были долгими, чреватыми многими лишениями и грозящими смертью, но им ещё лишь предстояло осознать как дорого они им обошлись, не говоря уж о том, чтобы суметь оценить значение своего нынешнего положения. Возможности и вероятности осаждали их. Выживший замечал как они вздрагивали от посещавших их мыслей — опасений, предчувствий, кошмаров. Им не хватало проницательности, чтобы уметь четко различать расходящиеся направления, в которых могут развиваться события, не говоря уж о том, чтобы составить схему, позволяющую предвидеть то, что должно случиться. Им не хватало дисциплины, чтобы противиться желанию хвататься за любые обрывки морока, что подсовывали им их вящие души. Выживший понял, что если у него будет достаточно времени, то он сможет принять за них все необходимые решения.

Какими же слабыми они были.