Но безъ этихъ сношеній лавра не могла обходиться, такъ какъ другого правительства не было, кром казачьяго, а у Троицкаго монастыря во владніи было до 1000 селъ. Во глав лавры стоялъ архимандритъ Діонисій, любимецъ Гермогена, человкъ умный и высоко религіозный, и его дятелность должна быть поставлена въ ряду лучшихъ людей этой эпохи. Между прочимъ Діонисій еще при жизни Ляпунова посылалъ по городамъ грамоты, въ которыхъ говорилъ: «Сами знаете, что всякому длу одно время надлежитъ, безвременное же всякому длу начинаніе суетно и бездльно бываетъ, хотя бы и были въ вашихъ предлахъ какія неудовольствія, для Бога отложите все это на время, чтобы всмъ вамъ сообща потрудиться для избавленія православной христіанской вры, пока къ врагамъ помощь не пришла. Смилуйтесь, сдлайте это дло поскоре, ратными людьми и казною помогите, чтобы собранное теперь здсь, подъ Москвою, войско отъ скудости не разошлось».
Шайки поляковъ и казаковъ рыскали по городамъ и селамъ, грабя все, что осталось еще неразграбленнымъ. Къ довершенію всего насталъ такой голодъ, что «люди людей ли», по выраженію лтописца. «Очистить землю» было общею мыслью, передъ которой блднли вс другіе сословные или личные интересы. Города переписывались, стараясь вмст, «сообща» поднять народъ и двинуть войска на освобожденіе земли русской на освобожденіе своихъ святынь, находившихся въ Кремл. Насколько Кремль съ его святынями затрагивалъ чувства русскихъ людей, видно изъ того, что народъ плакалъ, когда въ Нижнемъ-Новгород (гд воеводою былъ князь Звенигородскій) протопопъ Савва, собравши жителей въ мстный соборъ, обратился къ нимъ съ рчью, чтобы «утвердиться на единеніи и чтобы постоять за чистую, непорочную Христову вру и за святую соборную церковъ Богородицы и за многоцлебныя мощи московскихъ чудотворцевъ».
Простой мужикъ, Кузьма Мининъ Сухорукъ, торговецъ мясомъ, избранный въ число земскихъ старостъ, подъ вліяніемъ только что слышаннаго, сказалъ глубоко-прочувствованную рчь: «Православные люди! коли хотимъ помочь Московскому государству, не пожалемъ достоянія нашего, дворы свои продадимъ, женъ и дтей заложимъ, станемъ челомъ бить, искать, кто бы вступился за истинную православную вру и сталъ бы у насъ начальникомъ».
Стали собирать приношенія; давали «третью деньгу», т.-е. третью часть имущества, какъ поршилъ міръ. Когда денегъ набрали достаточно, постановили сыскать воеводу. По указанію Минина, выбрали князя Дм. Мих. Пожарскаго, который жилъ въ 100 верстахъ отъ Нижняго въ своей вотчин, лчась отъ ранъ, полученныхъ полгода тому назадъ подъ Москвою. Когда посланные изъ Нижняго явились къ Пожарскому, то онъ сперва отказывался, но, въ конц-концовъ, согласился, съ тмъ условіемъ, чтобы кто-нибудь изъ посадскихъ людей вдалъ въ ополченіи хозяйственную часть — «у того великаго дла былъ и казну собиралъ»; при чемъ указалъ на Минина. Недостатокъ военной силы и денегъ заставилъ нижегородцевъ написать окружную грамоту къ другимъ городамъ, въ которой были изложены основныя правила гермогеновской грамоты, т.-е. дйствовать отдльно отъ казаковъ и противъ казаковъ. На призывъ нижегородцевъ откликнулось много городовъ, и первою была Коломна.
Всть о новомъ ополченіи дошла до Кремля, откуда московскіе бояре, сидя взаперти, увщавали народъ, грамотами въ Кострому и Ярославль, быть врнымъ Владиславу и грозили вмст съ поляками патріарху, чтобы онъ убдилъ нижегородцевъ тоже остаться врными Владиславу. Но Гермогенъ былъ непреклоненъ и сказалъ: «Да будетъ надъ ними милость отъ Господа Бога и отъ нашего смиренія благословеніе». Таковы были послднія слова патріарха, которому поляки перестали спускать въ подземелье пищу, и онъ 17 февраля 1612 г. скончался мученически, голодною смертью.
Ополченіе изъ Нижняго двинулось въ март 1612 г. по дорог въ Ярославль, куда оно пришло въ начал апрля и оставалось здсь до августа мсяца. Во время похода князь Д. М. Пожарскій захалъ въ Суздаль, чтобы здсь поклониться въ Спасо-Евиміевскомъ монастыр гробамъ своихъ прародителей, среди которыхъ впослдствіи онъ былъ погребенъ и самъ.
Пожарскій медленно подвигался къ Москв, въ долгой стоянк въ Ярославл послдовало обвиненіе его со стороны Палицына, но оправданіе Пожарскаго заключалось въ томъ, что онъ не одинъ управлялъ войскомъ.