Великая русская революция. Воспоминания председателя Учредительного собрания. 1905-1920

   Эти решения, принятые накануне Демократического совещания, связали Чернова по рукам и ногам и еще более ослабили его позицию. Он был наиболее последовательным политиком в партии эсеров, но ему мешало множество препятствий. Несмотря на его упорство, временами доходившее до порывистости, несмотря на решимость защищать свои главные цели, он не всегда проявлял эти качества в повседневной политике. Это требовало большей концентрации воли и большего умения не разбрасываться, чем было свойственно его типично русской натуре. Для профессионального политика он придерживался слишком демократических привычек и не обладал честолюбием и властолюбием, которые необходимы для успеха на политической арене. Его полностью удовлетворяли успехи на поприще лектора и публициста, не имеющие политического веса. Он пытался личным примером показывать, как следует соблюдать партийную дисциплину; возможно, это было благородно, но непрактично. Когда конференции и съезды Советов решали насущные вопросы, ему часто приходилось молчать или воздерживаться при голосовании, чтобы не нарушать то или иное противоречивое решение Центрального комитета, принятое незначительным большинством голосов, в то время как другие члены комитета не обращали на эти решения никакого внимания. Он все еще жил по законам того времени, когда лидеры партии были морально едины. Но те времена остались в далеком прошлом.

   В 1917 г. верхи партии были столь далеки от низов, что человек с характером Ленина мог бы многого достичь, ставя ультиматумы руководству партии, подкрепляя эти ультиматумы призывом к рядовым членам. Критические обстоятельства слишком часто требовали резкого поворота руля, но усилия Чернова ослаблял страх за судьбу партии. Он действовал менее твердо и решительно, чем требовалось для принятия его точки зрения, иногда опасаясь разорвать и без того ослабевшие партийные узы, иногда боясь сбить с толку местные партийные организации своей личной борьбой с Керенским, иногда надеясь, что тактика выжидания и откладывания конфликта поможет выяснить, кто был прав, а кто нет, и безболезненно выправить партийную линию. Возможно, эти причины были уважительными, но следует признать, что Чернов принес в жертву фетишу недостижимого партийного единства активную защиту той самой программы, которую партия формально одобрила по его инициативе.

   Через полгода после Третьего съезда партийная линия еще больше сместилась вправо. Дело дошло до того, что цикл статей Чернова, предупреждавших о приближении катастрофы, не был опубликован в центральном органе партии даже как его личное мнение. Центральный комитет решил, что партия слишком привыкла воспринимать статьи Чернова как официальную позицию руководства, что их отклонение от курса комитета может сбить с толку рядовых членов. Но и тут Чернов подчинился дисциплине и стал терпеливо ждать созыва Четвертого съезда. Съезд состоялся и единодушно поддержал резолюции черновского «левого центра», осудил колебания Центрального комитета и его неспособность добиться соблюдения партийной дисциплины. К несчастью, скорость развития исторических событий опередила ход неповоротливой партийной машины. Съезд удалось собрать лишь после большевистского переворота. Линию партии выправили, но было уже слишком поздно.

Глава 20 Сползание к большевизму

   У партий, составлявших большинство в Совете, оставался еще один козырь: Демократическое совещание.

   Оно открылось 14 сентября. Керенский сделал сенсационное заявление: роль диктатора предлагали ему еще до Корнилова. От ответа на вопрос, кто именно сделал ему такое предложение, он ушел. Он заверил совещание, что хотя утвердил закон о восстановлении смертной казни на фронте, но вычеркнул из него одну фразу; таким образом была спровоцирована совершенно не нужная шумиха вокруг закона.