Великая сила искусства (СИ)

Худошеев отчитался о своей находке Александру, который время от времени звонил и интересовался, как идут дела (на этом месте Юр Карпович обвел коллег красноречивым взглядом). Александр пообещал, что родина не забудет Худошеева, и велел готовиться к побегу. Причем побег должен был состояться неделей позже, но в пятницу, во время ночного дежурства, раздался внеурочный звонок, и уже в воскресенье Лавра Сандриевича повели на «витаминизацию», а на самом деле – в подсобку, где и переодели в украденный на складе халат. Хотели еще и пропуск раздобыть как-нибудь, но из-за перемены плана Худошеев никак не успевал сделать еще и это. В назначенное время машина должна была прийти и забрать пациента, Худошеева и медбрата, которого Александр трогательно «рекомендовал» в помощники. Но в назначенное время машина не появлялась, оставленный для экстренных случаев номер не отвечал, Худошеев, у которого нервы были на пределе, сорвался и набирал номер в десятый раз, когда его застала за этим занятием охрана Медкорпуса и оставила поразмыслить в смирительной рубашке над своим поведением.

– Дима, – не выдержал Врат Ладович, когда Худошеев выдохся и свесил голову на грудь, – куда тебя понесло? Что это за чушь с заговорами и похищениями? Что тебе там такого пообещали, чтобы оно того стоило? Тебя что, тут не ценили, платили мало, работать не давали? Что тебе не сиделось?

Худошеев поднял голову и впервые посмотрел на Врата Ладовича и шприц без страха.

– Не все в этой жизни определяется личным удобством, Врат Ладович, – тихо сказал он. – Я давно уже думал, что некоторые методы нашей работы… неприемлемы. Я даже пытался с вами об этом говорить, но вы были непоколебимы. Сама профессия врача появилась для заботы о человеке. И то, что мы делаем с людьми… Я помню, что вы мне говорили: мы работаем для общего блага. Но когда в жертву этому благу приносятся обычные люди – это отвратительно и негуманно. Я знал, что я гублю свою карьеру. Но иначе не мог.

Виктор Дарьевич был близок к тому, чтобы застонать от неловкости.

Идиот.

Дважды идиот.

Четырежды идиот.

На Врата Ладовича смотреть было жалко, хотелось отвести глаза. Когда твой протеже вот так без зазрения совести, без колебаний, из-за дурацких идей подставляет весь Медкорпус – это очень, очень неловко. Не хотелось бы Виктору Дарьевичу однажды оказаться на месте Врата Ладовича.

Поэтому он был очень рад, когда гэбня переместилась обратно в кабинет Врата Ладовича, чтобы обсудить положение дел. Подальше от Худошеева, которого оставили размышлять о своей судьбе. Судьба его была пока не определена, но про себя Виктор Дарьевич считал, что случай попался уже неоперабельный.

Врат Ладович тоже наверняка это понимал, так что вопрос Худошеева они на время закрыли, даже Валентин Ананьевич никаких комментариев вставлять не стал.

– Бюро Патентов сообщать надо, – сказал вместо этого Валентин Ананьевич, и желающих поспорить не нашлось. Что тут скажешь, если пациента под особым контролем упустили, следы его растворились где-то на улицах Столицы, и как его возвращать – дело еще не решенное.

– Надо-то надо, Валя, – пожевал губами Врат Ладович и взял из вазочки овсяное печенье. – Тут вопрос в том, как сообщать… Потому что положение у нас… так себе положение у нас.

Остальные головы гэбни подобрались и посмотрели на Врата Ладовича пристально. Врат Ладович был мастером бумажных дел, постиг науку крючкотворства не хуже медицинской. Виктор Дарьевич, например, сомневался, что когда-нибудь научится работать с документами так, как Врат Ладович. Оно и понятно – большинство вопросов по АХЧ решалось в Общей Терапии, всевозможную отчетность по Медкорпусу тоже в итоге составлял Врат Ладович. За его плечами были годы опыта и горы исписанных бумаг, и Моль из регистратуры при виде его томно вздыхала и закатывала подкрашенные синей тушью глаза.

– Если положение экстренное, – продолжал Врат Ладович, – то надо звонить, выбивать личный разговор и докладывать устно. Если вопрос не экстренный, а просто срочный…

– Как же не экстренный, – не выдержал Виктор Дарьевич. – Инженер со схемой летательного аппарата в голове сбежал непонятно куда!

– А ты вот, Витенька, готов ручаться, – прищурился Врат Ладович, – что схема на самом деле существует? Или не ты нам тут про параноидальный бред рассказывал?

Что правда, то правда. Не было у Виктора Дарьевича уверенности, где у пациента заканчивалось адекватное восприятие реальности и где начинался бред. Рисунок лопасти был – но что взять с того рисунка?

– Но если это все-таки правда…

– То эту правду, Витенька, нам знать не положено. Это не пятый уровень доступа. И даже не третий, сдается мне. О чем ты там с пациентом говорил – ваше с ним дело. Есть же у нас врачебная тайна и медицинская этика, в конце концов.

Гэбня скупо улыбнулась.

– И что у нас тогда остается? – Юр Карпович в задумчивости постукивал согнутым пальцем по нижней губе.