Можно ли вообще считать приемлемым уничтожение жизни — убийство людей? К началу 1917 года этот вопрос все чаще задавали в каждой воюющей стране. Солдаты на фронте, вынужденные соблюдать дисциплину и связанные узами боевого братства, могли по-своему защищаться от безжалостного молоха войны. Как бы то ни было, им платили, хотя и немного, и их кормили, зачастую обильно. За линией фронта все воспринималось иначе, здесь тяготы войны обрушивались на психику людей, вызывая у них тревогу и чувство обездоленности. Каждый солдат знал — изо дня в день, а иногда и поминутно, — грозит ли ему опасность. Те, кто остался дома, в первую очередь жены и матери, несли бремя беспокойства и неуверенности, от которого сами солдаты были избавлены. Ожидание телеграммы, которой военные власти извещали родственников о ранении или гибели близкого человека, в 1917 году стало неотъемлемым элементом повседневной жизни. И часто такая телеграмма приходила, слишком часто… К концу 1914 года 300.000 французов были убиты, 600.000 ранены, и эти скорбные показатели продолжали увеличиваться. К исходу войны погибло 17 % мобилизованных, в том числе четверть пехотинцев, набиравшихся преимущественно из городского населения, на которое пришлась третья часть всех потерь. В 1918 году во Франции насчитывалось 630.000 солдатских вдов, большинство в расцвете лет и без всякой надежды снова выйти замуж[502]
.Самые большие потери Франция понесла в 1914–1916 годах, и тогда же начали выплачиваться денежные пособия иждивенцам солдат. Это несколько уменьшило негативные настроения в обществе, и официальные лица даже назвали такие пособия главной причиной спокойствия в стране[503]
. Подавить антивоенные чувства помогли высокие зарплаты в оборонной промышленности, а также удовлетворение от того, что государство берет на себя долю ответственности за семьи тех, кого послало на войну. Женщины, оставшиеся с детьми, или старики, сыновья которых ушли на фронт, оценили это. В 1914 году Франция оставалась преимущественно аграрной страной. Сельские общины приспособились к отсутствию молодых людей, и нехватки продуктов нигде не было. Тем не менее в 1917-м люди устали от войны, и это стали понимать те, кто в силу служебных обязанностей следил за настроениями в обществе, — мэры, префекты, цензоры. В городах, где многие молодые мужчины освобождались от призыва или были возвращены с фронта на заводы и фабрики, настроения считались удовлетворительными, но в сельской местности, как указывалось в одном из официальных докладов, моральный дух значительно снизился, там уже не наблюдалось прежней стойкости и решимости[504]. К июню 1917 года, когда сей доклад был написан, утрата этих самых стойкости и решимости стала широко распространенным явлением и во французской армии.