Великая война и деколонизация Российской империи

Однако всего этого было недостаточно, чтобы спасти «священный союз» российских политических партий и царя. В начале июня кадеты созвали партийную конференцию, на которой губернские делегаты обрушились с критикой на партийное руководство и политические взгляды таких людей, как их лидер П. Н. Милюков. Как признавал Милюков, идея созыва конференции исходила из «российской глубинки», и эти делегаты добились, чтобы их неудовлетворенность властями и партийным руководством стала предметом обсуждения[205]. Однако обсуждение «тактических» политических вопросов было отложено в повестке дня на третий и заключительный дни. Конференция началась с обстоятельного обсуждения ключевых вопросов, стоявших перед нацией. Список этих вопросов может служить барометром, показывающим, что именно либеральная интеллигенция считала важнейшими политическими темами момента: 1) аграрный вопрос, 2) инфляция, 3) финансы и налоги, 4) помощь жертвам войны и 5) национальные вопросы (особенно еврейский, украинский и польский, хотя предполагалось рассмотреть и другие (к примеру, армянский), если бы позволило время)[206]. Доклады и выступления по данным вопросам были хорошо продуманными. Некоторые, например доклад А. И. Шингарева о причинах и последствиях дороговизны, намного лучше освещал ситуацию, чем все, что в то время циркулировало в царском правительстве. Тем не менее многие делегаты нетерпеливо требовали перейти к вопросу политической тактики. А. С. Бесчинский из Таганрога заявлял:

Я не понимаю, как могут на конференции решаться научные проблемы о мировых причинах дороговизны и т. п.... пора прения прекратить, так как все приходят к одному тупику – к тому, что все дело в дезорганизации там, наверху. И надо поскорее к этому перейти[207].

Милюков оставил без внимания это требование, но не мог долго игнорировать его; конференция обратилась к политическим вопросам на вечерней сессии второго дня ранее намеченного в повестке срока.

Милюков выступил с докладом Центрального комитета партии о текущей политической ситуации и открыл прения. Практически все выступающие убеждали руководство занять более жесткую позицию. Г. Д. Ромм из Вильно (Вильнюса) заявил, что резолюции Центрального комитета «избегают называть вещи своими именами. Сказать, что правительство оказалось в войне недееспособным – мало; надо говорить о преступной деятельности правительства»[208]. Н. П. Василенко из Киева настаивал, что излишне дипломатичная и примиренческая формулировка политической программы стала результатом того, что руководство потеряло связь со страной:

Для партии к.-д. это момент критический: или она поможет спасти страну, или сама погибнет. На тезисах ЦК еще лежит печать старой тактики… Еще с августа (1914 г.) мы, в Киеве, ближе знали положение вещей и еще в декабре настойчиво добивались созыва конференции, чтобы поведать вам то, что вы только теперь узнаете. И если бы наш голос был услышан, может быть, многое сложилось бы иначе[209].

В этом отношении, как и в других, обсуждавшихся ранее в этой главе, темные времена для тех, кто находился ближе к линии фронта, наступили, как только началась война, но в Центральной

России только после Великого отступления опасность стала очевидна в полной мере.

Лидеры партии кадетов были не единственными, кому пришлось столкнуться с возмущением рядовых членов партии. Даже партия октябристов, принципиально сотрудничающая с правительством, переживала внутренние разногласия. Два самых видных члена партии, Родзянко и Гучков, изо всех сил старались прокложить курс в опасных политических водах 1915 года, но ни тот, ни другой не преуспели. К концу июня они даже прекратили издавать свою официальную газету «Голос Москвы» [Pearson 1977: 38].