Великая война и Февральская революция, 1914–1917 гг.

К вечеру настроение в Думе стало еще более тревожным. Из города сообщали об усиливающихся эксцессах с офицерами. Офицерство металось, не зная, что делать. Во всех частях уже прошел слух, что вышел приказ со свободами для солдат. Положение офицеров становилось критическим. Поздно вечером в громадном зале армии и флота состоялся митинг офицеров в несколько тысяч человек.

Митинг постановил: «Признать власть Исполнительного комитета Государственной думы впредь до созыва Учредительного собрания». Кто подсунул эту нелепую резолюцию — осталось невыясненным. Ясно было, что только революционный психоз и страх перед разнузданной солдатчиной продиктовали тогда эту резолюцию.

Она, конечно, не является верным отражением тогдашнего политического настроения офицерства. Революционные демагоги, конечно, не верили этой резолюции, и она не спасла офицеров от насилий. Члены Исполкома Александрович и Юренев составили погромную против офицеров прокламацию, которую и стали распространять по городу. Несколько тюков ее, по распоряжению Керенского, были задержаны, конфискованы в Государственной думе Исполкомом же. Наступившая ночь лишь усилила тревогу. Руководители Временного комитета, составлявшие список правительства, волновались из-за незнания, что сделает государь, из-за слухов о генерале Иванове, и, наконец, Приказ № 1 явился разорвавшейся бомбой для комитета. Было ясно, что вся воинская сила уходила в руки Исполкома.

— Мерзавцы, негодяи, губят Россию, — гремел Родзянко.

Разводили руками растерявшиеся прогрессисты.

Революция шла своим путем.

Тревожно протекало 1 марта и в Царском Селе и особенно во дворце. Всю ночь в царском павильоне волновались, в ожидании приезда государя. Ловили жадно каждый новый слух, приходивший по железнодорожному телеграфу. А слухи были нехорошие. Около 4 часов утра охрана выставила посты на путь проезда государя. В павильон приехали начальствующие лица. Говорили о Петрограде. Все надеялись, что с приездом государя все изменится. И ждали, и ждали. В 5 часов пришла первая страшная весть: поезд государя задержан, государя в Царское Село не пропустят. Где, что и как — неизвестно. Все приуныли. Страшная весть проникла во дворец, дошла до царицы. Ее величество не хотела верить. Как, задержали государя? Но кто же посмел это сделать, как могли это допустить? Что же делала железнодорожная охрана, Воейков, Ставка, Алексеев?

Не хотелось верить. Теперь можно было ожидать всяких нападений со стороны города. Вот почему генерал Гротен, вернувшись из павильона, вызвал по телефону Родзянко и просил принять меры, чтобы не было кровопролития. Родзянко обещал прислать в Царское членов Временного комитета для переговоров с гарнизоном. В этот день на Родзянко уже смотрели как на единственного человека, который может многое сделать.

Часов около девяти утра из Петрограда вернулась посланная туда депутация от частей охраны. Депутация была хорошо принята Гучковым. Гучков просил продолжать охрану порученных им лиц и имущества. Выдал на то удостоверения. «Мы, — говорили вернувшиеся солдаты, — умрем, как один, за царскую семью. Мы не будем действовать против гарнизона, но и они не должны выступать против нас. Мы исполняем поручение Государственной думы». Такое разрешение вопроса внесло успокоение.

Часов около одиннадцати сообщили, что по приказанию полковника Энгельгардта прерывается телефонное сообщение и радио Царского Села со Ставкой. Вскоре сообщили о приезде депутатов Временного комитета — Демидова и Степанова.

Они проехали с вокзала в ратушу, беседовали с офицерами, объехали все казармы и беседовали с солдатами. Их встречали восторженно, играли «Марсельезу», кричали «ура!». Подчинение Государственной думе было и заявлено, и принято.

Генерал Гротен съездил к депутатам в ратушу. Просил у них содействия, чтобы гарнизон не нападал, так как в противном случае охрана выполнит свой долг до конца и произойдет кровопролитие. Государыня же умоляет не доводить до него. Депутаты отлично понимали всю деликатность и сложность вопроса и обещали содействие.

В 5 часов к государыне приехал великий князь Павел Александрович. Он был очень взволнован и, увидев выстроенные около дворца части, сказал им какую-то несуразную речь, про которую спокойный и уравновешенный Бенкендорф выразился так: «Его слова произвели на нас всех печальное впечатление». Государыня встретила великого князя очень сурово, резко упрекала его за бездействие, за недостаточный надзор за запасными батальонами гвардии, которые произвели бунт. Он, старший из великих князей генерал-адъютантов в столице, ничем не проявил себя.

Вернувшись домой, великий князь приступил к составлению некоего акта, который от имени императрицы и находящихся в столице членов династии давал заверение Государственной думе, что государь даст конституцию. В составлении акта принимали участие князь М. С. Путятин и управляющий канцелярией дворцового коменданта Бирюков. Акт был вручен графу Бенкендорфу для представления на подпись ее величеству.