Великая война и Февральская революция, 1914–1917 гг.

28 февраля и 1 марта. — Следование царских поездов из Могилева в Царское Село. — Маршрут следования. — Литерные поезда «А» и «Б». — Овация солдат на станции. — Телеграмма государю от выборных членов Государственного совета. — Телеграмма военного министра Беляева Алексееву, переданная Воейкову. — Станция Вязьма. — Телеграмма военного министра о капитуляции. — Телеграмма государя царице. — На станции Ржев. — На станции Лихославль. — Тревожные сведения. — Телеграмма комиссара Бубликова. — Прибытие поезда «литера Б» в Вышний Волочек. — Телеграмма коменданта Николаевского вокзала поручика Грекова. — Прибытие поезда «литера Б» в Бологое. — Письмо генерала Дубенского С. П. Федорову. — На станции Малая Вишера. — Повеление повернуть обратно и идти на Псков. — Меры комиссара Бубликова против императорских поездов. — Телеграмма Родзянко. — Царский поезд продолжает путь на Псков. — Государь на станции Дно. — Рассказы про генерала Иванова. — Повеление продолжать путь на Псков и вызов туда Родзянко. — Прибытие в Псков вечером 1 марта. — Наглость генерала Рузского. — Взгляд генерала Данилова (Черного) на происходящие события

Прямое, кратчайшее расстояние от Могилева до Царского Села по Московско-Виндаво-Рыбинской дороге 759 верст. Но по соглашению инспектора императорских поездов Ежова и дворцового коменданта для государя был установлен маршрут: Могилев— Орша — Вязьма — Лихославль — Тосно — Гатчина — Царское Село, протяжением около 950 верст, захватывавший пять различных дорог. Почему выбрали более длинный маршрут, когда, казалось бы, надо было спешить добраться до Царского Села, — неизвестно.

Императорский поезд «литера А», в котором находился государь, вышел из Могилева в 5 часов утра 28 февраля. Государя сопровождали все те лица, которые с ним приехали, но комендантом поезда был помощник начальника дворцовой полиции Гомзин.

На час вперед шел императорский поезд «литера Б», ничем по наружности не отличавшийся от «литера А». В этом служебном поезде ехали тоже все лица, прибывшие в Ставку с государем несколько дней тому назад. Комендантом этого поезда был назначен подполковник Таль. Ввиду тревожного времени, дворцовый комендант приказал усилить поездной караул от Железнодорожного полка на десять человек, а на паровозе были помещены три нижних чина того же полка. Казалось, что движению поездов ничто угрожать не может. Всюду охрана, а в Ставке товарищ министра путей сообщения генерал Кисляков, пост которого был установлен на случай беспорядков. Так казалось и так верилось.

28 февраля утром солнце весело смотрело в окна нарядного царского поезда. Государь аккуратно вышел к утреннему чаю. Собрались некоторые из лиц свиты. Государь, как всегда, был спокоен и приветлив. Но казался бледным и как бы утомленным. Некоторая утомленность и даже апатия замечались довольно часто за последние полгода у государя. Ее замечал и состоявший при Ставке великий князь Сергей Михайлович и говорил о том с беспокойством своему брату Александру Михайловичу.

Бывало так, по его словам, что, слушая интересный доклад, государь как-то особенно спокойно воспринимал его, как будто за всем тем, что он слышит, есть еще нечто, к чему он, государь, прислушивается. Люди близкие, знавшие веру государя в волю Божию, в судьбу, которая предначертана каждому свыше, с беспокойством смотрели на это особенное, иногда совсем не соответствующее обстановке спокойствие государя. В свите это могли бы замечать Федоров да Воейков. Плавно проходил императорский поезд станции. Отдавали честь железнодорожные начальники, жандармы, охрана. На одной из станций выстроились солдаты из шедшего на фронт эшелона. Государь подошел к окну. Раздалось оглушительное «ура!». Дивные звуки «Боже, царя храни» понеслись от оркестра навстречу монарху и долго провожали затем удалявшийся царский поезд…