Великая война. Верховные главнокомандующие

На другой день я доложил о своем разговоре как своему новому начальнику, генералу Деникину, так и генералу Алексееву. Не знаю, говорил ли с Гучковым обо мне Алексеев, думаю, что нет, но Деникин в тот же день, во время заседания, передал Гучкову записку, в которой он писал, что никого другого на должности дежурного генерала иметь не хотел бы, кроме меня. На это Гучков ответил, что это невозможно.

Сначала предполагалось назначить начальником Главного штаба В. Н. Минута,[333] а дежурным генералом в Ставку А. П. Архангельского, но потом сделали наоборот: Архангельский был назначен начальником Главного штаба, а Минут на мое место в Ставку. Приезд Минута затянулся, и мне пришлось остаться в Ставке до 24 мая, когда я сдал должность и выехал с семьей на Кавказ.

За это время революционное настроение армии вело ее гигантскими шагами к полному разложению. Ставка, конечно, тоже постепенно шла в том же направлении, но все же, до последнего дня моего там пребывания, порядок и дисциплина в Ставке еще поддерживались. […]

Когда вместо Гучкова военным министром сделался Керенский, Алексеев мне сказал, что для моего собственного спокойствия мне следовало бы получить от него лично подтверждение разрешения мне отпуска. Поэтому, в первый же приезд Керенского в роли военного министра в Могилев, Алексеев, едучи на вокзал, взял меня с собой.

Сначала он прошел в вагон-салон Керенского сам, оставался там очень недолго и затем, выйдя из вагона, позвал меня и представил меня Керенскому; тот поздоровался и, когда я ему сказал, что хотел бы получить от него подтверждение разрешения моего отпуска, то он спросил: «Вы куда хотите ехать, на Кавказ?» – «Да, хочу проехать на Кавказ, в Ессентуки, там воды, которые очень хороши для моей печени». – «Ну, теперь, после принятых нами мер, порядок на железных дорогах восстановился, и вы проедете вполне благополучно». – «Если, г. министр, вы посмотрите в это окно на поезд, только что пришедший с юга, то, я думаю, вы будете другого мнения по этому вопросу». Керенский высунулся в открытое окно, посмотрел, несколько изменился в лице и затем тотчас же меня отпустил.

Можно, собственно, и не пояснять, что он увидел в окно – это была обычная тогда картина; поезд был облеплен «товарищами», точно мухами, они были и на крышах, и на подножках, лезли в окна и вылезали из окон; картина эта поневоле заставила г. Керенского сбавить свой тон и прикусить язычок. Это была моя единственная встреча с Керенским.

День моего отъезда из Ставки совпал с приездом туда нового Верховного главнокомандующего, генерала [А. А.] Брусилова. Он приезжал утром, я уезжал днем. Так как я уже никакой должности в Ставке не занимал, то и не поехал встречать его на вокзал. Встреча была вполне официальная, с почетным караулом от Георгиевского батальона. Все старшие чины, конечно, были на встрече.

И вот, прямо с вокзала, все более мне близкие, а именно адмирал Русин, генерал Минут, Петрово-Соловово, еще кто-то приехали ко мне в полном ужасе. Оказывается, новый Верховный не обратил никакого внимания на стоявших на фланге генералов, никому не подал руки, но, когда к нему с рапортом, держа ружье на караул, подошли назначенные от караула в ординарцы и на посылки, то, приняв их рапорт, он каждому протянул руку; те были в полном замешательстве, не зная, как поступить и что делать с винтовкой. Конечно, на всех это произвело ошеломляющее впечатление.

Я был счастлив, что мне не пришлось ни одного дня служить с таким Верховным.

Верховные Главнокомандующие Великий князь Николай Николаевич и Император Николай II в воспоминаниях современников

Император Николай II и Великий князь Николай Николаевич младший на параде. 1913 г. Фото К. Буллы.

Н. Н. Головин Верховный Главнокомандующий Великий князь Николай Николаевич [334]

В будущей истории Российской армии имя Великого князя Николая Николаевича будет стоять в ряду наиболее выдающихся российских полководцев. Он был военачальником «Божьей Милостью». Но самым ценным в нем было то, что он не зарыл данный ему талант в землю, а постоянно работал над своим образованием и усовершенствованием. Он верил в военную науку и в то, что таковая не делается с налета, прочтением одной-двух книжек, а только непрестанным, военным трудом. Чтобы приобщиться к военной науке, он еще молодым офицером поступил в Николаевскую академию Генерального штаба. Блестяще ее окончив, он продолжал затем все время следить за военной наукой, не остановив этой своей работы даже в эмиграции, до последнего года своей жизни.