Теперь ты уже знаешь, как будет в полете — по тому, как беспомощно распласталось отяжелевшее тело, как ощущает оно каждой клеточкой нарастающую скорость; знаешь по тошноте, которая подступает к горлу, и по первым, словно бы испытующим уколам страха где–то в мозгу; знаешь по тому, как сгущается тьма в иллюминаторе, и, прорываясь сквозь нее, в тебя впиваются первые колкие лучи звезд.
Но вот наконец корабль вынырнул из глубин и поплыл, словно бы без всяких усилий, по океану Вселенной. Далеко–далеко сияли звезды, точно сверкающие бакены, указывающие путь к каким–то неведомым берегам.
По кабине прошла легкая дрожь — это заработал аппарат искусственного тяготения. Все неприятные ощущения как рукой сняло: Хаббард смотрел в иллюминатор, и ему было страшно. Один, думал он. Один в океане Вселенной. Он впился пальцами в ворот комбинезона, страх распирал его и душил. ОДИН. Слово это белым лезвием ничем не смягченного ужаса все глубже вонзалось в мозг. ОДИН. Скажи это вслух, приказал он себе. Скажи вслух! Пальцы его отпустили воротник, охватили ящик с дырками и принялись неловко расстегивать тонкие ремешки. Скажи!
— Один, — хрипло произнес он.
— Ты не один, — отозвался Мистер Китс, соскочил со своего матрасика и примостился на ящике. — Я с тобой.
И вот уже нет белого лезвия, медленно затихает боль. Мистер Китс взлетел и уселся перед иллюминатором. Синей бусинкой глаза глянул в космос. Бодро взъерошил перышки.
— Я мыслю, значит, я существую, cogito ergo sum, — сказал он.
В ЭТОМ ХОЛОДНОМ МИРЕ
Утром мне позвонил Симмс, владелец компании, которая строила наш новый дом. Рабочие, выравнивая землю на вершине холма, нашли небольшой латунный ящик.
— Внутри может быть что–то ценное, — сказал Симмс, — и мы хотели бы открыть его в вашем присутствии.
Я ответил, что сейчас приеду.
Еще одно преимущество быть пенсионером: можешь делать все что хочешь и когда заблагорассудится. Но вместе с тем это и недостаток: свободного времени навалом, а потратить его не на что.
На пенсии я не так давно, всего полгода. Большинство пенсионеров из нашей части страны переезжают во Флориду; чтобы провести «золотые годы» у моря. Я не из таких. Много лет назад мы с сестрой продали землю, которую завещал нам отец, но я сохранил для себя самый высокий холм. Его склоны поросли кленами, дубами и белой акацией, а с вершины открывается чудесный вид на озеро и долину. Я всегда любил наш холм и теперь, отойдя от дел, решил поселиться на его вершине.
Я слишком долго был вдали от моего холма. Дальше всего, пожалуй, судьба забросила меня во время Второй Мировой Войны — армейское начальство, пытаясь извлечь максимум из моих способностей, помотала меня по всем Соединенным Штатам, а потом отправила за границу. Когда война окончилась, я устроился в одну компанию, переехал в город поближе к работе и даже купил там дом. Но жить всегда мечтал на холме. Как только новый дом будет построен, мы с Клэр переедем туда. Клэр — моя жена. С городом нас больше ничего не связывает: дети давно выросли, завели семьи и разъехались кто куда. Летом возле дома будут рассыпаться звездочками в траве маргаритки, раскрываться белые кружевные зонтики купыря. Осенью — цвести астры и золотарник, а зимой выпадать снег. Возможно, моя жизнь на холме и будет немного скучноватой, но только не из–за бесконечной череды жарких, липких и совершенно безликих дней.
Я спросил Клэр, не хочет ли она прокатиться со мной на холм, но она отказалась — собиралась пройтись по магазинам. Выехав из города на автостраду, примерно через час я свернул в сторону Фэйсбурга. Ехал по родному городку и боролся с воспоминаниями. До холма было чуть больше километра: я вел машину по бывшей отцовской земле, на которой теперь росли чужие дома. Наконец передо мной возник холм — вырос на пути, как только что приземлившееся зеленое облако.
Строители накатали на склоне холма что–то вроде дороги, но мне не хотелось терзать подвеску моего «шевроле–каприз». Я оставил машину и зашагал вверх меж дубов, акации и кленов. Солнце припекало даже сквозь листву, обжигало спину, так что я изрядно вспотел.
Бульдозер на гребне холма елозил взад–вперед, сглаживая строптивые горбы и выравнивая впадины. Билл Симмс, хозяин компании, разговаривал возле своего грузовика с крупным мужчиной. Двое рабочих неподалеку возились с мотором экскаватора. Увидев меня. Симмс подошел, и мы обменялись рукопожатием.
— Рад, что вы согласились приехать, мистер Бентли. Очень любопытно узнать, что в этом ящике. Он там. — Симмс махнул рукой в ту сторону; где заканчивалась выровненная земля и начиналась развороченная экскаватором. Мы направились туда и крупный мужчина пошагал за нами.
— Это Чак Блэйн, прораб. — объяснил Симмс.
Мы с Блэйном кивнули друг другу. Рабочие оставили в покое мотор экскаватора и тоже присоединились к нам.