Ящик лежал на земле, его латунь от времени позеленела. В длину он был сантиметров сорок, в ширину около тридцати, а в высоту около пятнадцати. Как и говорил Симмз, крышка была запаяна. Я никогда прежде не видел этого ящика, но все равно меня как будто что–то кольнуло. И на миг даже возникло ощущение дежавю.
— Что ж, давайте посмотрим, какие сокровища он хранит, — сказал я.
Блейн высмотрел место, где припой отслоился, просунул под крышку узкий конец ломика и надавил. Я присел на корточки и заглянул внутрь.
Мне хватило одного взгляда, чтобы понять: то, что внутри, принадлежит Роуну.
Я знал только его фамилию — Роун. Имени он никогда не называл, да мы и не спрашивали. Вначале я принял его за бродягу–сезонника. Так уж он выглядел: высокий, тощий, оборванный, лицо серое от угольной пыли. Он постучал в нашу дверь, и мама тоже приняла его за нищего. Я в тот момент колол дрова на заднем дворе.
Такие бродяги в те дни то и дело стучались к нам в дверь. Через Фэйрбург проходили железнодорожные линии Пенси и Нью–Йорк Централ, и поезда проходили совсем близко от нашей фермы. Иногда товарняки останавливались, когда требовалось отцепить вагон–другой, и нищие безбилетники выбирались в городок попрошайничать. Они старались не мозолить глаза, поэтому стучались в двери домов на окраинах. Наш дом стоял в удалении от городка и близко к железнодорожным путям, и к нам попрошайки захаживали чаще, чем к другим в округе. Обычно бродяга поднимался на крыльцо, сжимая в одной руке узелок с пожитками (никогда не видел, чтобы они носили узелки на палке за спиной, как в комиксах), стучал, а когда моя мать открывала дверь, снимал шляпу и говорил:
— Нет ли у вас чего–нибудь поесть, мэм?
Мама никогда не отказывала. Она жалела нищих. Некоторые предлагали ей в ответ помочь по хозяйству, но чаще всего просто ели и уходили.
Мать приготовила Роуну бутерброд и налила стакан молока. Он поблагодарил и уселся на ступеньку веранды. Видимо, он был ужасно голоден — такие огромные куски откусывал и так жадно глотал молоко. Узелка у него с собой не было, и еще мне показатось, что его рваный и грязный костюм еще недавно был новым.
Стоял теплый сентябрьский день, и я только что вернулся из школы. Я совсем запарился с этими дровами и больше отдыхал, чем работал. Покончив с едой. Роун приоткрыл дверь кухни, убрал туда пустой стакан, снял пиджак, взял у меня колун и начал рубить дрова. Лицо у него было узкое, нос тонкий и длинный, глаза светло–серые. Глядя, как он размахивает колуном, можно было понять, что он никогда прежде не держал его в руках. Но он быстро приноровился.
Мама смотрела на него через дверь кухни. Он колол, колол и колол. Через некоторое время она сказала:
— Хватит. Вы уже давно отработати свой скромный обед.
— Все в порядке, мэм. — возразил Роун и взял еще одну чурку.
Во двор, громыхая, въехал старый пикап: это из города вернулся отец, куда он ездил за кормом для цыплят. Я бросился помогать отцу с разгрузкой. Высокий и худощавый, он был вдвое сильнее, чем казался со стороны, и на самом деле не нуждался в моей помощи. Но делал вид, что она ему нужна.
Перетаскав мешки в амбар, он бросил взгляд на Роуна:
— Он что, переколол все дрова?
— Ну… я тоже немного…
— Мама его накормила?
— Она дала ему бутерброд и молоко.
Мы зашли в дом. Мама только что почистила картошку и поставила её на печку.
— Черт. — буркнул отец. — Может, пригласить его на ужин?
— Я поставлю еще одну тарелку.
— Позови его, Тим. И забери у него чертов топор.
Я вышел во двор, передал Роуну слова отца и встал перед ним так, чтобы он больше не мог колоть дрова. Он опустил колун, прислонил к поленнице. Его светлые глаза напомнили мне холодное зимнее небо.
— Меня зовут Роун. — сказал он.
— А меня Тим. Я хожу в шестой класс.
— Вот как.
Его волосы — насколько позволяла видеть шапка — были каштановые и явно нуждались в уходе.
— Прости, где тут у вас можно помыть руки? — Он говорил медленно, как будто взвешивал каждое слово.
Я показат ему уличный умывальник. Он помыл руки, потом умылся, снял шапку и причесался расческой, которую вытащил из кармана рубашки. Еще ему не помешало бы побриться, но с этим он ничего не мог поделать. Потом он надел пиджак и сунул шапку в карман. Я заметил, что он смотрит через мое плечо.
— Это твоя сестра?
У обочины только что остановился новенький «форд-А». От него к дому шла Джули. Через секунду «Форд» уехал. Джули дружила с Эми Уилкинс и после школы часто засиживалась у нее. Иногда Джули привозил отец Эми. Он работал на почте. Мы считали, что Уилкинсы богатые, по крайней мерс, по сравнению с нами.
— Откуда вы знаете, что это моя сестра? — спросил я Роуна.
— Похожа на тебя.
Проходя мимо. Джули быстро взглянула на него. Его присутствие нисколько её не смутило, она привыкла к нищим сезонникам. Ей было всего девять, и она была страшно тощая Я расстроился из–за того, что сказал Роун. В мои одиннадцать лет я считал её настоящей уродиной и нс хотел быть похожим на нее. Джули зашла в дом, а мы с Роуном если на ступеньку и стали ждать. Скоро мама позвала нас ужинать.