Велики амбиции, да мала амуниция

Анна Степановна перекрестилась и открыла дверь. Её взору предстала просто убранная горница, сплошь уставленная и увешанная иконами и зажжёнными лампадами. На полу лежал ковёр. На нём сидел странного вида человек. Был он худ и смугл. Правое плечо его поднималось много выше другого, а левая рука была сухой. Лицо прорицателя, сморщенное, было улыбчиво, а неестественно большие глаза с разными зрачками глядели пристально, даже немного пугающе. Дополняла облик Мандрыги шевелюра чёрных с проседью волос и аккуратная эспаньолка.

– Ну, проходи, моя душенька. Я тебя послушаю. Хочешь рядом садись, хочешь стой – не гневись.

Кумарина переглянулась с Соней и решительно приблизилась к Мандрыге. Тот протянул руку и ласково погладил её:

– Хороша, хороша, чиста душа. Почто пришла?

– Дело у меня к тебе, сударь мой.

– Судари во дворцах, а я черен с лица. Мадрыгой кликай.

– Можешь ты, глядя на фотокарточку, сказать от чего человек помер?

– Врёшь – от чего. Говори – от кого.

– Так можешь?

– Имени не угадаю, а поличье набросаю, а коль приведёшь, узнаю.

Анна Степановна порылась в сумочке и достала оттуда фотокарточку убитого ростовщика.

– Вот, этот человек, – сказала она. – Что о нём сказать можешь?

– Застрелили молодца, обобрали мертвеца… Через баб погиб. Бабы – враги…

– Ты хочешь сказать, что его женщина убила?

– Женщина не убьёт. Женщина смерть приведёт. Муж стрелял… Потом сбежал…

– То есть убил мужчина?

– Стрелял – убил. Жену любил… Жена – виновата. Идёт сохатый… Охотник – дичь. Подмоги не клич. Всё смешалось… А всё-то шалость… А ты разумей головою своей. Пусты твои щи. Жену ищи! Жену найдёшь, найдёшь и ложь. Где ложь и жена, там погибель одна. Убийца там. Самолично сам.

Кумарина вынула из сумочки портрет княжны Омар-бек, рисованный Вигелем, и показала его Мандрыге:

– А об этой женщине что скажешь?

– Хороша жена, да душой дурна. Тело – продажное. Мука – страшная. Верёвочка вьётся – её дождётся.

– Эта жена и виновата в убийстве?

– Её есть вина. Голова дурна… Но прежде другая… Подлянка такая… Ищи жену. Найдёшь вину. Кошелёк – солжёт. К убийце не приведёт.

– Ну, спаси Христос! – сказала Анна Степановна. – Соня, отблагодари.

Соня поставила перед Мандрыгой большой узел, в котором лежали разные вкусности:

– Это тебе, батюшка, к Рождеству гостинец. Разговеться.

– Спасибо за щедроты твои да заботы. Брату поклон – найдёт мужа он. А ты не хворай. Выправляться пора. Голове не гудеть и спине не болеть. Ногами ходи, а не в кресле сиди! Господь с тобою. Он всё устроит! – Мандрыга вновь погладил Кумарину.

Анна Степановна поклонилась ему и вышла из дому. Соня нагнала её и подала трость:

– Забыли, барыня!

– Да, и впрямь… – задумчиво сказала Кумарина. – Странно, голова, в самом деле, прошла.

– Ой, барыня, как мне страшно стало, когда он вас гладить начал лапищей своей! Вы видели, какая лапа? Прямо волчья… Как у оборотня! И сам он на оборотня похож… Ой, не зря ли мы пошли-то к нему, барыня?

– К нему настоятель монастыря за помощью обращался. Что же мы? А ведь всё же узнал: и про трость, и про голову и радикулит мой, и про брата…

– Только говорит он как-то больно чудно! – заметила Соня. – Не понять ничего… Вы что-нибудь поняли, барыня?

– Поняла, что убил мужчина. А причиной тому – женщина.

– Убил муж, а причиной – жена… Может, это в прямом смысле?

– Бог его знает, в каком. Глупые мы с тобой бабы, Соня! Так ничего и не разузнали… И расспросить-то толком не смогли! – огорчённо сказала Анна Степановна.

– Зато у вас голова прошла. Да и главное-то ведь он сказал: Николай Степанович мужа найдёт! Чего ж ещё надо? А как вы думаете, барыня, он, в самом деле, испанец?

– Да, такой же, как мы с тобой англичанки, – улыбнулась Кумарина.

– А зачем же он врёт?

– Милая моя, сколько теперь на Москве юродивых? Десятки! И чем они друг от друга отличаются? Мало чем. У кого-то придури больше, у кого-то поменее. Кто-то чуть ли не голым по снегу бегает, кто-то вериги носит… Но да всё это неново. А тут – испанец! И тотчас славы ему вдесятеро больше, чем кому другому. И вериг носить не надо, и голым бегать. Уже на славу, что испанец, смотреть прибегут. И каждый – с дарами. Как мы с тобой. А назвался бы Ванькой из Юрьева-града – что было бы? Был бы одним из… Никакого почёта. А так уж и домик сколотил себе. И вся Москва говорит о нём.

– Надо было к Пашеньке-юродивой идти… – решила Соня.

– Полно, много ли бы твоя Пашенька сказала? Мандрыга хоть актёр хороший. Да и дар у него несомненный…

– Воля ваша, барыня.

– Эх, и засмеёт же меня Николай! – вздохнула Анна Степановна. – Скажет, совсем из ума выжила старая дура. Уже по прорицателям да мошенникам ходить стала!

– А вы не говорите ему!

– Да как же? Всё-таки кое-что этот Мандрыга сказал… Да и потом вместе посмеёмся.

– А не рассердится Николай Степанович, что вы фотокарточку с портретом взяли?