В этом отрывке поражает бесстрастное отстраненно-реалистическое описание в сочетании с ощущением фантасмагоричности происходящего. И действительно, сравнение главного героя с апостолом Петром, стоящим у райских врат, вроде бы никак не вяжется с самым прозаическим убийством. Здесь уже чувствуется смещение значимых акцентов, ироническое сочетание всеобщего падения нравов, неоправданного насилия с символами святости. За деталями быта мы видим другую реальность, мы видим царство хаоса, где все перемешалось и где убийца может оказаться в раю, а сам рай может превратиться в обычный воровской притон или в место, где совершилось преступление. Обычный кинжал вдруг неожиданно приобретает размеры фантастического меча, а портрет Габриэлы Леггет в забрызганной кровью ночной рубашке напоминает иллюстрацию к шекспировской трагедии или репродукцию картины Ричарда Уэстолла "Леди Макбет" с одним только отличием, что ночная рубашка – деталь уже очень сниженная для такого поэтического сравнения. Но в том-то все и дело, что здесь нет шекспировской трагедии, т. к. нет и шекспировских героев. Бесстрастность повествования объясняется скорее какой-то всеобщей анемией чувств. Чувства как такового нет, а на смену ему пришло некое его подобие. Нет в этой драме и героя. Потому что сам оперативник, главное действующее лицо романа "Проклятие Дейнов", использует методы, которые просто не приемлемы с точки зрения общепринятой морали и нравственных принципов. Всесильные обстоятельства всецело управляют его действиями. Именно случай правит в этом мире хаоса, он и является здесь безраздельным хозяином. А ощущение трагичности рождается от осознания человеком собственной незначимости и бессилия. По своему эмоциональному состоянию мир Хэммета оказывается очень близким художественному миру Кафки. Перефразируя слова последнего, любой герой Хэммета может сказать про себя: "Пуст, как ракушка на берегу, которую может раздавить нога любого прохожего". Метафорой всеобщей духовной анемии предстает в другом романе Хэммета некий стеклянный ключ. Не случайно, что автор детектива неожиданно выносит в само название столь необычную и отвлеченную деталь. Это не указание на конкретную улику, не ключ в прямом смысле слова к разгадке тайны, а в чистом виде метафора, с помощью которой Хэммету удается перевести все повествование в совершенно иную смысловую плоскость.
В соответствии с поэтикой жанра "крутого детектива" в романе "Стеклянный ключ" (1931) расследование одного частного преступления оборачивается приговором той социальной системе, внутри которой живут и действуют герои. Доказав формальную невиновность Пола Мэдвига, профессионального политика и "делателя сенаторов", Нед Бомонт в то же время убеждается в его нравственной ущербности, тем более ужасающей, что сам Мэдвиг и не подозревает о том, насколько весомым оказался его вклад в преступление сенатора Генри. Этот респектабельный сенатор старой школы ради политической карьеры приносит в жертву собственного сына: во время внезапно разгоревшейся ссоры он убивает его ударом трости по голове и в дальнейшем пытается скрыть страшное преступление, боясь в основном политического краха, а не угрызений совести.
В сюжете книги собственно уголовно-детективное действие и политический фарс сплетаются настолько, что иногда с трудом удается различить, где кончается уголовщина и начинается политика, где бандиты и подонки, а где – уважаемые люди, "отцы нации". Так, гангстер О'Рори всерьез задумывается о политической карьере, его как огня боится окружной прокурор Фарр, например. Центральный персонаж романа Нед Бомонт общается по ходу дела и с уголовниками, и с политиками, но вся разница между его собеседниками сводится исключительно к словарю, суть же их бесед остается неизменной: цинизм, голый расчет, вероломство и полная бездуховность.
Преступление вновь раскрыто, преступник, сенатор Генри, разоблачен и взят под стражу, но само зло не истреблено. Против него можно восстать в одиночку и вести отчаянную борьбу, но искоренить его нельзя, т. к. источник зла в самой социальной системе, в самой жизни. Это целый мир зла, в котором нет просвета, нет надежды на будущую победу. Этим объясняется и необычайно пессимистический финал романа. Перед нами уже не герой, не "круто сваренный" парень Нед Бомонт, а слабый человек, который потрясен тем, что он недавно узнал. Нед не одинок в своем познании черных сторон бытия. К полному духовному краху приходит и дочь сенатора Генри, Джанет. Этих людей притягивает друг к другу сопричастность одной тайне и общее разочарование в жизни. Единственный выход из создавшегося положения Джанет и Нед видят в бегстве. Подобный финал вступал в явное противоречие с традиционным представлением о хорошем детективе. В отличие от традиционного данный финал был открытым. Здесь ничего не ясно. В ситуации с открытым финалом мы невольно дорисовываем, дописываем роман вместе с автором, мы втянуты в процесс сотворчества. Атмосфера кошмарного сна пронизывает всю структуру романа.