Великие личности и эпохи через литературу

По Ницше, окружающий нас мир – это не что иное, как "игра космических сил" и в этой игре важным элементом является именно ирония, потому что человек, находясь в самом центре этой игры неведомых ему сил, не может полагаться только на свой ограниченный разум. Ирония, сомнение в стиле сократовского: "Я знаю, что я ничего не знаю" позволяют нам расширить свое понимание всего многообразия вселенной.

В "Веселой науке" читаем: "Мы должны время от времени отдыхать от самих себя; и научиться смотреть на себя со стороны – со всех сторон, уметь смеяться над собой и плакать; мы должны видеть и того героя, и того глупого шута, которые поселились в нашей жажде познания…" (Ницше Ф. Веселая наука // Ницше Ф. Стихотворения. Философская проза. – СПб.: Худож. лит., 1993. С. 362).

В "Веселой науке" Ницше указывает на недостаточность только умственных форм познания, призывает привести в действие чувства и инстинкты, без чего целые области знания будут оставаться закрытыми. Философы традиционного типа, признающие лишь идеи, напоминают ему спутников Одиссея с заткнутыми ушами, дабы не слышать музыки жизни, выманивающей из "созданного ими мира"; "они считают, будто всякая музыка есть музыка сирен" (Там же. С. 512). Ницше полагает, что "идеи… со всей их холодной анемичной призрачностью" являются "еще более коварными соблазнительницами, чем чувства…" (Там же. С. 512). Неприемлемым для него оказывается и позитивизм ученых-материалистов, сводящих мир к грубой схеме. "Как же так! – восклицает Ницше. – Неужели мы и впрямь позволим низвести все бытие до уровня бесконечных голых формул?.. Прежде всего, не следует так оголять бытие, лишая его многообразия…" (Там же. С. 513).

Сама бесконечность мира предполагает, по Ницше, бесконечное число интерпретаций. Отсюда берет свое начало принцип деконструктивизма Деррида и других постмодернистов. А М. Фуко, следуя за Ницше, утверждает идею "мира как текста", в котором истина может существовать только в рамках определенной языковой грамматики, в рамках определенного дискурса. Р. Барт в своей книге "Мифологии" напрямую связывает рекламу стирального порошка "Омо" и борьбу кетч с греческой трагедией. "Есть люди, полагающие, что кетч – низменный вид спорта. Но кетч – это вообще не спорт, это зрелище, и лицезреть представляемую в нем Боль ничуть не более низменно, чем присутствовать при страданиях Арнольфа или Андромахи" (Барт Р. Мифологии. Академический Проект, 2008. С. 73). То, что находилось некогда на разных полках человеческих знаний, теперь смешано и принципиально не отличается друг от друга. Деконструктивизм как раз и был направлен на то, чтобы подвергнуть сомнению или иронии ценности классической эпохи.

Деконструкция, согласно Деррида, – операция, применяющаяся к "традиционной структуре или архитектуре основных понятий западной онтологии или метафизики" (Деррида Ж. Письмо японскому другу // Вопр. философии. 1992. 4. С. 53) и предполагающая ее разложение на части, расслоение, дабы понять, "как некий "ансамбль" был сконструирован, реконструировать его для этого" (Там же. С. 54). Причем, по мнению философа, деконструкция – переворачивание и реконструкция – производятся одновременно. (Керимов Т. X. Деконструкция // Современный философский словарь. – М.; Бишкек; Екатеринбург: Одиссей, 1996. С.134). Иными словами, разрушая один смысл, принятый как абсолютная истина в традиционной культуре, мы созидаем другой, где главным принципом, главным критерием будет лишь наша личная интерпретация, наше собственное прочтение на основе так называемой постмодернистской чувствительности. Исходя из общей концепции кризиса рациональности, постмодернисты приходят к убеждению, что наиболее адекватное постижение действительности доступно не естественным и точным наукам или традиционной философии, опирающейся на систематически формализованный понятийный аппарат логики с ее строгими законами взаимоотношений посылок и следствий, а интуитивному поэтическому мышлению с его ассоциативностью, образностью, метафоричностью и мгновенными откровениями. Когда Р. Барт в своей программной статье "Смерть автора", по сути дела, заявил о том, что писатель – это тот, кто раскавычивает чужие цитаты, то стало ясно, что грань между высоким творчеством и графоманией практически стерлась. Любой текст будет существовать исключительно в читательской интерпретации в стихии индивидуальной постмодернистской чувствительности. А раз так, то бульварная литература и литература большая, классическая принципиально мало чем отличаются друг от друга. Поэтому так называемый роман-фельетон можно проинтерпретировать как высокохудожественное произведение. В силу общей концепции декоструктивизма критерии истины стали весьма относительными. Отсюда и внимание постмодернистов к так называемым маргинальным явлениям в искусстве, в частности к творчеству Маркиза де Сада, который благодаря Р. Барту и М. Фуко стал восприниматься чуть ли не классиком французской словесности века Просвещения.