Однако данное объяснение многое оставляет в тени. В частности, при подобном ходе мысли противоречивость поведения Герасима не только не объясняется, а наоборот, становится еще запутанней. В соответствии с простой логикой именно такие благородные качества характера, как прямота, честность и решительность, по мнению методиста, призваны оправдать жестокость, убийство Муму. Скорее наоборот, решительность, прямота и честность должны были бы проявиться в совершенно других действиях героя. В данной ситуации, при подобном подходе к произведению, так называемая воспитательная функция не только не находит своего достойного выражения, но и предполагает совершенно противоположные толкования.
Дело здесь заключается, скорее всего, в том, что методическая наука слишком упрощенно отнеслась к этой повести Тургенева. «Муму» действительно одно из сильнейших средств воспитания активного нравственного отношения к миру, но оно, это средство, будет малоэффективным, если подходить к этому произведению чисто утилитарно, ибо литература – это не только средство воспитания, а, как известно, образно-логическая модель большого мира, первосозданная действительность. Повесть – это не отдельный случай, не пример для нравоучений, а притча, реалистическая символика которой обладает большим социальным обобщением.
Сердцевина авторского замысла самим Тургеневым была надежно упрятана от 12 цензур и вроде бы должна была раствориться в повествовании бытового нравственно-психологического типа[10]
.В этом смысле В. Голубков прав: герой Тургенева действительно сделает то, что обещал, и сам убьет Муму, но не из-за того только, что он честен, решителен и пр. Все это есть в герое, но благородные качества его характера в соответствии с чьей-то чуждой волей могут быть направлены в противоположном своему предназначению направлении. Чуждая воля определяется как крепостное право, как противоестественное человеческой природе начало. Усвоив диалектику Гегеля, Тургенев на протяжении всего творческого пути стремился показать читателю, как те или иные качества человеческой души непременно переходят в свою противоположность.
Методисты, стремясь затушевать неприятные эмоции, чувство протеста по отношению к тому, что делает Герасим, которые неизбежно возникают у детей, когда они читают об убийстве Муму, попросту выбрасывают диалектику бытия «по Тургеневу» и переводят анализ содержания повести на будничный и малосодержательный пересказ. Они представляют все дело таким образом, что Герасим долго горевал по поводу содеянного, потом осознал, что совершил нечто непоправимое, и, наконец, бунтарский дух взял свое, и он уходит домой в деревню. Однако убийство Муму – это не спонтанный акт, а поступок осознанный, обдуманный заранее, и в нем, в этом поступке, чувствуется нечто большее, чем рядовой случай.
Отсюда, конечно, не следует делать вывод, что Герасим холодный, расчетливый человек. Нет, природа его характера открыта и естественна. Просто то, что он совершает, он делает в соответствии со своим кодексом чести. Его моральные правила и представления отличаются от нравственных представлений барыни.
Зачем, например, Герасиму надо было надевать праздничный кафтан? Более того, герой совершает еще один не совсем понятный с точки зрения бытовой логики поступок: он кормит собаку щами с мясом. Именно как на чудака, на странного типа и смотрит на Герасима половой в трактире: «Герасим встал, заплатил за щи и вышел вон, сопровождаемый несколько недоумевающим взглядом полового». Необходимо отметить в данной сцене еще одну примечательную деталь. Шерсть на Муму «так и лоснилась: видно было, что ее недавно вычесали». Все движения Герасима размеренные. Он уверенным шагом идет к Москве-реке и крадет одну из лодок у Крымского брода, причем лодки эти, как отмечает сам автор, Герасим заметил прежде, за несколько дней до совершаемого поступка, заранее в своем сознании наметил для себя возможный маршрут. Как это ни кощунственно звучит, Герасим еще задолго до событий, может быть, предчувствуя неизбежное, уже подготовил подобный вариант решения конфликта – утопить Муму в реке.
То, что делает Герасим, событие далеко не обычное и требует каких-то других объяснений, нежели с позиции бытовой логики. В этом эпизоде даже сам Герасим кажется не совсем обычным, уход в деревню совершается им так же спокойно и размеренно, как казнь Муму, причем герой делает все, чтобы его отсутствие не было замечено сразу.