Обратимся к философскому словарю и посмотрим, как там объясняется слово «культура». Авторы соответствующей статьи указывают на латинское значение: cultura – возделывание, воспитание, образование, развитие, почитание. Выясняется также, что культура – это специфический способ организации и развития человеческой жизнедеятельности, представленный в продуктах материального и духовного труда, в системе социальных норм и учреждений, в духовных ценностях, в совокупности отношения людей к природе, между собой и к самим себе. В этом понятии фиксируется как общее отличие человеческой жизнедеятельности от биологических форм жизни, так и качественное своеобразие исторически-конкретных форм жизнедеятельности на разных этапах общественного развития, в рамках определенных эпох, общественно-экономических формаций, этических и национальных общностей. Культура характеризует также особенности сознания, поведения и деятельности людей в конкретных сферах общественной жизни: культура труда, быта, художественная и политическая. В культуре также может фиксироваться способ жизнедеятельности отдельного индивида, например, личная культура, социальной группы или всего общества в целом.
Само слово вошло в обиход только во второй половине XVIII века. В китайской традиции эквивалентом ему было слово «жэнь», в индийском – «дхарма», древние же греки, в отличие от римлян, вместо слова «культура» использовали термин «пайдес», что соответствовало понятию воспитанности. В Средние века этот термин воспринимался как синоним цивилизации. Постепенно слово «культура» стало ассоциироваться с понятием личного совершенства, а в эпоху Возрождения слилось с принципом гуманизма и в дальнейшем с понятием Просвещения. Известно также, что Ж. Ж. Руссо впервые выступил с критикой и культуры, и цивилизации в целом. Впоследствии Э. Кант только в культуре, особенно в сфере морали, видел единственно возможный выход из духовного кризиса. Ф. Шиллер же, в свою очередь, эстетизировал понятие культуры. Г. Гегель говорил прежде всего о культуре философского сознания как об области духовной свободы человека. И. Гердер именно в культуре видел прогрессивное развитие способностей человеческого ума. Немецкие романтики (Ф. Шлегель, Ф. Шеллинг) как раз продолжили эту гердеровскую линию.
В XX века понятие культуры стало еще более неопределенным. По мнению В. Гумбольда, она синонимична с компаративной лингвистикой, а по мнению Э. Тейлора, это частная антропологическая проблема, связанная еще и с этнографией[16]
.Впоследствии появился новый тип культурологии, принуждающий к пересмотру привычных представлений о том, что же есть философия.
Как бы в предвосхищении близящихся социально-исторических потрясений в начале XX века в мир входит разочарованное в прогрессе кризисное сознание, которое восстает против гармонизующего философского системосозидания и его движущей силы – рацио. В центр, на место познания, ставится принцип существования.
Если до начала XX века истину искали в разумном начале, то теперь ее стали рассматривать в противоположном: в досознательном, бессознательном, подсознательном. На смену «философии мысли» пришла «философия жизни». Она-то и оказалась основным руслом культуро-философских идей в кризисную эпоху[17]
.В этот контекст как нельзя лучше вписывается творчество «позднего» Л. Толстого. По мнению Н. Бердяева, «философия жизни» или своеобразный религиозный экзистенциализм был присущ всей русской классике, и особенно ярко он проявился в творчестве Л. Толстого и Ф. Достоевского[18]
.Отечественные исследователи Д. и М. Урновы справедливо считают, что, например, в повести «Хаджи-Мурат» Л. Толстому, как никому другому, удалось затронуть, пожалуй, самую существенную проблему культуры XX века: возможность сохранения человеческой личности не как отдельной судьбы, а как феномена в целом[19]
.Воплотив в своем творчестве рационалистическо-гуманистические традиции предшествующего XIX века, русский писатель в драме аварского горца, как в пророческой притче, на самом деле увидел конфликт между так называемыми «общечеловеческими интересами» и духом фатализма, столь характерный для всего западного мира XX века. Причем эти «общечеловеческие интересы» не случайно в повести Л. Толстого защищает представитель другой культуры, где рациональное начало еще не успело выродиться в декаданс и рафинированность, в то время как жители европейской части России, такие как граф Воронцов и другие представители империи, где уже успел сформироваться новый тип человека, человека-чиновника, почти лишенного своих личностных качеств, являют собой некую механически-потребительскую суть в действии.