Великие пары. Истории любви-нелюбви в литературе

Вы спросите: а где личная жизнь? Но люди этой породы были так устроены, что жили работой, их мало интересовал быт, Шепитько с ним справлялась, но, как говорила другая великая женщина-режиссер: “Как можно любить то, что надо делать каждый день?” Правда, как опознаётся в этой фразе Кира Муратова? Быта, собственно, и не было, и оба много времени проводили в экспедициях, а в простоях нервничали и мучили друг друга – ничего особенного, нормальная творческая жизнь. Богема в их быту присутствовала по минимуму: оба не любили отдыхать, оба не созданы были для туризма, оба чувствовали себя счастливыми только на съемках или в монтажной, оба ценили друг в друге прежде всего способность уважать и понимать чужой замысел. Это неравные браки обычно насыщены выяснениями отношений, изменами, взаимным мучительством, а брак красавца и красавицы, вдобавок состоявшихся в профессии, редко состоит из скандалов и хождений на сторону. И, пока была работа, она составляла главное содержание жизни.

С работой, однако, всё было непросто. Шепитько захотела поддержать Шпаликова, у которого после триумфов в шестидесятые годы не брали на реализацию ни одну заявку. Ей понравилась идея сценария “Ты и я”, она взяла его недоработанным и, в сущности, неудачным. Его можно было додумать, Шпаликов же к процессу доработки (и – чаще всего – цензурной порчи) относился без энтузиазма; в работе над картиной он почти не участвовал. Дальше не утвердили на главную женскую роль Беллу Ахмадулину, без нее картина стала рассыпаться; за день до начала съемок в пожарном порядке пригласили Аллу Демидову, и счастье, что она согласилась выручить Ларису. Визбора на вторую мужскую роль (первая сразу предназначалась для Дьячкова) утвердили со скрипом. Я много раз пересматривал этот фильм, пытаясь понять, почему он не получился (в этом сходились и авторы, и артисты, и большинство киноведов), а главное – что они все, собственно, пытались сказать. Ведь обычно бывают наслоения: сценарист задумывал одно, режиссер хотел другое, цензурное вмешательство вывело на первый план нечто совсем третье, а в результате вмешательств природы-погоды-артистов получилось четвертое. Если за дело берется гений, которому всё к лицу, у него это четвертое оказывается прямым выражением духа времени, как вышло у Киры Муратовой с “Долгими проводами”: картину уродовали все, в том числе сами создатели, вносившие бесконечные исправления, а вышло гениальное кино, от которого до сих пор люди плачут. “Ты и я” – удивительно безвоздушное, душное произведение, которое, может, и могло получиться совершенно иным, а получилось прежде всего мрачным и непонятно о чем. Там есть все знаковые фигуры эпохи, в разговорах затрагиваются все знаковые темы, а всё вместе производит впечатление какой-то непоправимой натуги: ну не принадлежала Лариса Шепитько к кругу московской интеллигенции, не волновали ее эти проблемы, не здесь были ее герои и не про это надо было ей снимать. И она всё это прекрасно понимала, но вышло то, что вышло.

И странным образом единственный действительно органичный кусок в картине – это мучительно снимавшийся норильский карьер; мучительно потому, что всё вообще на этих съемках не ладилось, а тут еще трудная экспедиция в ГУЛАГовский край, где всё кричит об ужасном прошлом. Но почему-то именно этот эпизод, сюжетно даже и не обязательный, производит впечатление настоящего кино. Потому что там в мир этого фильма входит нечто подземное, страшное и при этом красивое и величественное, и начинаешь понимать, про что Шепитько могла бы снять свой “Триумф воли” – вот про почти невидимых на фоне этого карьера людей, производящих великое и страшное. Не про ГУЛАГ, нет, вообще не про что-то историческое, – а про почти мифологическое, может быть. Вот герой Дьячкова лежит, и смотрит на травинку, ветром колеблемую, и понимает, что он и сам примерно такая травинка. А натура Шепитько – натура во всех смыслах – была именно этот карьер, инопланетное зрелище; на его фоне даже замечательная сцена в цирке – после которой Шепитько угодила в больницу в предынфарктном состоянии, потому что был один дубль, и надо было снять его за двадцать пять минут, а потом в цирке гасили весь свет, – даже этот кусок не выглядит серьезно. Хотя был определенный успех, и фестивальный, и международный, и Визбору, например, картина даже нравилась – потому что именно после нее стало понятно, насколько Лариса все-таки не отсюда.

3