Великие рыбы

Оставалась надежда на Россию. В открытом письме в «Вестник Чешской православной епархии», сразу после начала оккупации, епископ ссылался на пример русских.

«…Русские около двухсот лет были под татарским игом, но не только сохранили свою народность и свою территорию, ведь русские занимали половину Европы, но и распространили свои поселения за Урал через всю Сибирь до Тихого океана. Православие было их движущей силой».

Сейчас Русская церковь переживает трудные времена. Но не стоит отчаиваться. «В тело России… заложена закваска такой веры, которая благодаря глубине и открытой прямоте русского характера может дать чудесные цветы новой духовной жизни».

Ранним утром 18 июня к церкви Кирилла и Мефодия выехала погребальная повозка. Это было частью плана по спасению заговорщиков. Их должны были под видом трупов перевезти на кладбище.

Но когда повозка подъехала к собору, он был уже окружен.

Семьсот солдат начали штурм подземелий.

Перестрелка продолжалась несколько часов. Прорваться в подземелья не удавалось. Штурмовавшие пустили слезоточивый газ, потом залили подземелья водой… Заговорщики оборонялись. Когда стало ясно, что им не спастись, те, кто еще оставались в живых, застрелились.

Епископ узнал об этом в тот же день, во время богослужения в берлинском соборе.

Русский эмигрант Никиташин вспоминал: «Во время малого входа к епископу Горазду на кафедру подходит кто-то в штатском и передает записку. Епископ Горазд зашатался, страшно побледнел, спустился с кафедры и ушел в алтарь…‹Я› прошел в алтарь. Епископ Горазд лежит на чем-то, как бы на кушетке… Разоблачился, но не ушел из алтаря».

На следующий день, 19 июня, епископ написал три письма.

Писал трудно, усилилась тряска в руках. Одно письмо было премьер-министру Крейчиму, другое – министру образования Моравцу, третье – в управление рейхспротектора. Он писал, что он, и только он, епископ Горазд, несет ответственность за укрывательство заговорщиков и за то, что произошло после.

Он надеялся, что взяв всю вину на себя, он спасет Церковь.

25 июня в 5 часов утра он был арестован.

3 июля 1942 года на Вацлавской площади, где когда-то чехи праздновали создание Чехословакии, была устроена колоссальная манифестация.

– Когда мы шли вместе с рейхом, мы были сильным и славным народом! – разносилось над площадью. – Когда мы восставали против рейха, чешская земля приходила в упадок и опустошалась в войнах! Да здравствуют великолепные немецкие вооруженные силы! Да здравствует чешская будущность!

– Да здравствует Адольф Гитлер! – вскидывала руки в нацистском приветствии толпа. – Слава рейху!

На манифестантов печально глядел святой князь Вячеслав (Вацлав), креститель Чехии, чья конная статуя украшала площадь. На постаменте были начертаны слова старинной молитвы: «Святый Вячеславе, воеводо земли Чешской, княже наш, не дай погибнуть ни нам, ни детям нашим»…

По лестнице из живых сердец
Германец входит в Градчаны.

–  Конным гунном в Господень храм! —

По ступеням, как по черепам…[19]

Тюремщики с епископом не церемонились.

Как вспоминал один из очевидцев: «Владыку всегда брали на допрос около десяти часов вечера и возвращали совершенно измученным только около пяти утра. Он был так слаб, что не мог даже есть тюремную еду, которую раздавали очень торопливо… Владыка, ослабевший и подслеповатый, трясущимися руками тянулся к ней, но ее часто забирали прежде, чем он успевал ее взять».

Но лучше всего пражскую тюрьму Панкрац в 1942-м описал другой известный ее заключенный, Юлиус Фучик. И темные коридоры, и купание, «когда в бане мылись ходячие скелеты», и поездки в гестапо на допросы.

«Поездка из Панкраца во дворец Печека и обратно становится крестным путем… Эсэсовская охрана „мстит за Гейдриха“. Не успевает машина проехать и километр, как у доброго десятка заключенных лица разбиты в кровь рукоятками револьверов.

Остальным заключенным со мной ехать выгодно, моя длинная борода отвлекает внимание эсэсовцев, и они всячески изощряются, потешаясь над ней. Держаться за мою бороду, как за ремень в подпрыгивающем автобусе, – одно из самых любимых развлечений».

Так же эсэсовцы рвали бороду епископа Горазда.