Великие тайны русского престола

Он довольно быстро обеспечил в городе порядок, уменьшил число преступлений и впервые в истории России начал борьбу с загрязнением окружающей среды. По его приказу полицейские ловили тех, кто сваливал мусор в Неву, и били кнутом.

Кроме того, генерал-полицмейстер занялся борьбой с правонарушениями на потребительском рынке — за продажу некачественного товара и за необоснованное повышение цен торговцев били кнутом и отправляли на каторгу. В 1721 году Девьер распорядился установить в Санкт-Петербурге первые фонари и скамейки для отдыха.

Губернатором Санкт-Петербурга в то время был первый российский казнокрад Александр Данилович Меншиков. Он сразу же начал конфликтовать с Девьером не только на почве личных неприязненных отношений, но и по служебным делам.

Все недовольные Девьером (а таких хватало) бежали жаловаться к Меншикову, однако хорошо знавший нечистого на руку Алексашку царь в этих спорах чаще всего занимал сторону Девьера.

Когда Пётр находил у своего любимца недостатки в работе, он его жестоко наказывал. Однажды они проезжали по мостику через канал возле Новой Голландии. Неожиданно для его попутчика острый глаз царя заметил, что от мостика было отодрано несколько досок. Возмущенный царь избил генерала дубинкой за недостаточную борьбу с хищениями государственного имущества, после чего государь и побитый глава полиции поехали дальше.

Не исключено, что доски от мостика отодрали по приказу Меншикова, который знал, куда поедут царь с Девьером, и хотел таким способом «подставить» своего недруга.

Однако, кроме избиения дубинкой, никаких других последствий происшествие на мосту для Девьера не имело, и он остался на должности петербургского полицмейстера.

В целом Пётр был в восторге от деятельности полиции, хотя бурная деятельность главного полицмейстера страны нравилась далеко не всем, и, прежде всего, Александру Даниловичу, который всегда считался первым казнокрадом.

Однако при жизни Петра он не мог рассчитывать на успех в борьбе со своим врагом. Зато после смерти царя он получил в руки все козыри, и использовал первую же представившуюся ему возможность, чтобы свалить первого полицейского империи. Для чего и затеял знаменитый «банный» скандал, благо, что все основания у него для этого были.

16 апреля Девьер явился во дворец, где по случаю болезни императрицы все пребывали (или делали вид) в великой печали. Однако тот был весел и уговаривал рыдавшую племянницу императрицы Софью не плакать.

Затем он посадил рядом с собой великого князя и, улыбаясь, что-то шептал ему на ухо. Как рассказывал потом царевич, Девьер сказал ему: «Поедем со мной в коляске на свободу, а матери твоей не быть уже живой!» Затем он напомнил Петру о его намерении жениться и обрадовал его тем, что он и его друзья будут «волочиться» за его невестой.

Когда же к нему подошла Анна Петровна, то он даже не встал в ее присутствии и со смехом сказал: «Да хватит тебе печалиться? Лучше выпей рюмку вина!»

По всей видимости, в тот же день Меншиков явился к императрице, которой стало лучше. Справившись о здоровье, он поведал Екатерине о поведении Девьера во дворце и о том, что неоднократно видел, как тот мылся с девушками в бане.

Императрица страшно возмутилась и приказала арестовать Девиера. В тот же день Антон Девиер был арестован в императорском дворце гвардейским караулом. Он хорошо знал, откуда дул ветер, и во время ареста попытался заколоть шпагой Меншикова.

Нетрудно догадаться, что дело было не в том, что Девьер мылся в бане с девушками. В своей бурной жизни никогда не являвшаяся образцом добродетели Екатерина видела и не такое.

Вся беда была в том, что те девушки, с которыми так тесно общался главный полицейский страны, были фрейлинами императрицы, и его расспросы о том, «что делается у ее императорского величества», были восприняты императрицей как вторжение в ее частную жизнь и заговор. Ну и, конечно, ей не нравилось веселое поведение любимчика ее мужа.

После 16 апреля канцлер граф Головкин получил от Меншикова указание собрать «собрать всех к тому определенных членов и объявить указ ее величества и всем, не вступая в дело, присягать, чтоб поступать правдиво и никому не манить, и о том деле ни с кем нигде не разговаривать и не объявлять; кроме ее величества, и завтра поутру его допросить и, что он скажет, о том донесть ее императорскому величеству, а розыску над ним не чинить».

В отношении Девьера было начато следствие. С пристрастием была допрошена и та самая «девушка», с которой Девьер ходил в баню. В материалах уголовного дела она проходила как «придворная девица Катерина».

Вероятнее всего, эта самая Катерина была родственницей какой-то приближённой к императрице особы, и эту особу не хотели компрометировать упоминаем фамилии в уголовном деле. К неудовольствию членов следственной комиссии, девица показала, что Девьер никогда не расспрашивал ее о личной жизни императрицы.

То же самое подтвердил и сам Девьер. Что же касается его веселого поведения 16 апреля во дворце, то он назвал его неудачной шуткой.