Великие тайны русского престола

Однако Екатерина заявила, что не может изменить слову и брак великого князя на Меншиковой не переменит ее намерения относительно престолонаследия.

Тем не менее, слова Толстого произвели впечатление на Екатерину, его речь записали, и Бассевич носил ее в кармане и всем читал.

Но радовались они недолго. Меншиков еще раз встретился с императрицей, и дело было решено окончательно.

Меншиков торжествовал. На его стороне был представитель старого вельможества князь Дмитрий Голицын. Понятно, что он сошелся с Меншиковым до поры до времени, однако Меншикову льстило внимание лидера старой знати.

С ним был и первый делец империи Остерман, который понимал всю невозможность обойти великого князя и пристал к партии, на стороне которой был теперь верный успех.

Меншиков, Голицын, Остерман и австрийский посланник Рабутин составляли теперь тайный совет, в котором рассуждали о будущем России, которое обеспечивая ее спокойствие.

Меншиков успокоился, в то время как Толстой с товарищами продолжал играть в опасную игру. Другое дело, что в этих самых товарищах не было согласия.

Заклятый враг Меншикова, Ягужинский был в Польше, его тесть, граф Головкин, был труслив, адмирал граф Апраксин никак не мог выбрать между двоими своими друзьями — Меншиковым и Толстым. Таким образом, Толстой не мог надеяться ни на кого из этих людей.

Ему оставалось только одно: найти смелых единомышленников среди людей второго ряда. Таковыми были старый генерал Иван Бутурлин и вернувшийся из Курляндии граф Девьер. Хотя Девьер и был женат на родной сестре Меншикова Анне Даниловне, он ненавидел шурина так, как только может ненавидеть один человек другого.

Девьер недвно стал генерал-лейтенантом и страстно мечтал о месте в Верховном тайном совете. Этим людям было совершенно все равно, кто будет преемником Екатерины, и куда больше они боялись усиления Меншикова.

«Меншиков, — говорил Бутурлин, — что хочет, то и делает, и меня, мужика старого, обидел, команду отдал мимо меня младшему, к тому ж и адъютанта отнял, и откуда он такую власть взял? Разве за то он меня обижает, что я ему много добра делал, о чем он сам хорошо знает, а теперь забыто! Так-то он знает, кто ему добро делает! Не думал бы он того, что князь Дм. Мих. Голицын, и брат его, и князь Борис Ив. Куракин, и их фамилии допустили его, чтоб он властвовал; напрасно он думает, что они ему друзья; как только великий князь вступит на престол, то они скажут Меншикову: „Полно, миленький, и так ты нами долго властвовал, поди прочь!“ Если б великий князь сделался наследником по воле ее величества, то князь Борис Иванович (Куракин, как близкий родственник) тотчас прикатил бы сюда. Меншиков не знает, с кем знаться: хотя князь Дмитрий Михайлович манит или льстит, не думал бы, что он ему верен только для своего интереса».

— Что же вы молчите? — спрашивал Девьер Толстого. — Ведь Меншиков овладел всем Верховным советом!

— Если великий князь будет на престоле, — отвечал тот, — то бабку его возьмут из монастыря, а она будет мне мстить за мои к ней грубости и будет дела покойного императора опровергать!

Все соглашались, что брак великого князя на дочери Меншикова опасен. Не понятно было пока только что делать. В конце концов, было решено уговорить императрицу как можно быстрее назначить преемника. Оставалось только выбрать дочь.

Девьеру и Бутурлину больше нравилась старшая дочь Екатеирны, однако Толстой стоял за Елисавету, так как муж Анны, герцог голштинский, смотрел на Россию только как на средство добыть шведский престол.

Что делать с Петром? Отправить учиться за границу. А пока он будет проходить свои университеты, Елисавета утвердится на престоле. Главным залогом успеха являлось войско, и герцог голштинский намеревался просить у государыни чин генералиссимуса и руководство Военной коллегией.

Промедление было смерти подобно, так как здоровье Екатерины ухудшалось с каждым днем. Весь вопрос был в том, кто осмелится обратиться с такой деликатной просьбой к императрице?

Толстой решился и уговаривал Девьера, однако тот трусил и подталкивал на этот отчаянный поступок Бутурлина. Однакот тот под всякими отговорками медлил.

Если верить герцогу голштинскому, то он пробовал делать императрице намеки, но та сделала вид, что не поняла. Как и всегда бывает в таких случаях, решительная минута наступила тогда, когда никто из них ее не ожидал.

10 апреля у императрицы открылась горячка. Герцог голштинский пригласил Толстого на совещание в дом Андрея Ушакова.

Толстой не застал того дома и отправился во дворец. По дороге его перехватил герцог голштинский и отвез к себе. Там он рассказал ему, что императрица очень больна и надежд на ее выздоровление мало.

Вскоре к ним присоеденился Андрей Ушаков. «Если императрица скончается, не распорядившись насчет престолонаследия, — сказал герцог, — то мы все пропадем. Надо срочно просить ее величество объявить наследницею свою дочь!»

«Если императрица при смерти, — ответил Толстой, — то уже поздно!»