Конечно, Меншиков был недоволен, но спорить не стал. Несмотря на весь его гонор, инстинкт самосохранения у него был развит с детства.
Впрочем, обиженых хватало и без него, и если называть вещи своими именами, то созданием Совета были недовольны практически все те сенаторы, которые не попали в Верховный тайный совет. Ведь все они прекрасно понимали, что по сути дела лишились власти и Сенату недолго называться правящим.
Крайне недовольна была и знать, так как среди шести членов нового учреждения она имела только одного представителя — князя Дмитрия Михайловича Голицына.
В самое настоящее отчаяние впал и не попавший в Совет один из самых видных «птенцов гнезда Петрова» генерал-прокурор Ягужинский.
Обижен был Матвеев, которого отправили ревизовать Московскую губернию. На его место председателем Московской сенатской конторы назначили старого графа Ивана Мусина-Пушкина, который также обиделся на весь мир.
И им было на что обижаться. Всем этим по-своему выдающимся сподвижникам Петра Екатерина предпочла заседавшего в Совете немца Остермана.
Но надо отдать императрице должное: без Остермана и на самом деле обойтись было трудно. Он отличался необыкновенной усидчивостью и изучению всех подробностей дела, что выгодно отличало его от практически всех русских людей, за исключением только Толстого. Помимо всего прочего, он владел немецким, французским, итальянским и русским языками.
Ну и, конечно, никому из членов нового Совета не нравилось то, что «согласно соизволению ее величества» в Совете будет заседать ее зять. Поскольку теперь именно он, как член царского дома, начинал играть в Совете первую скрипку, в известной степени оттеснив самого Меншикова.
Но все это в большей степени технические вопросы, самый главный вопрос о престолонаследии так пока и не был решен. А именно от него во многом зависела судьба страны.
Давая оценку политической ситуации в России, саксонский посланник Лефорт в докладах своему правительству неоднократно подчеркивал, что «сердца всех за сына царевича».
Да, Екатерину было легко возвести на престол во время малолетства великого князя Петра, но что будет, когда он вырастит? Как-никак, а именно он являлся единственным представителем династии по мужской линии.
Этот вопрос висел над императрицей Дамокловым мечом. Конечно, она не бездействовала и милостями пыталась привязать к себе и к своим детям старых вельмож.
Те подарки принимали, но при любом неудовольствии Меншиковым они начинали склонять имя великого князя Петра.
Положение осложнялось еще и тем, что в своем стремлении посадить на трон царевича вельможи находили поддержку в огромном большинстве народа, для которого было немыслимо отстранение Петра II в пользу тетки, как немыслимо было прежде отстранение Петра I в пользу сестры.
Поминовение в церквах обеих цесаревен прежде великого князя Петра Алексеевича как намек на отстранение последнего, первенство герцога голштинского пред великим князем при погребении Петра Великого, хвастовство Бассевича, что он возвел Екатерину на трон и держит ее в своих руках, возбуждали сильное неудовольствие, которое начало высказываться подметными письмами.
Конечно, императрица была встревожена ими, ибо все они были направлены против постановления, по которому царствующий государь имел право назначать себе преемника.
Подозревали, что эти подметные письма были написаны людьми весьма высокопоставленными. Министры искали выход из создавшегося положения, и каждый из них предлагал императрице свой.
Так, Остерман предлагал для примирения интересов женить великого князя Петра Алексеевича на цесаревне Елисавете Петровне. По его мнению, после Екатерины на престол должен взойти великий князь Петр, а принцесса Елисавета получить в наследственное владение провинции, завоеванные у Швеции. Он был уверен, что брак Петра с Елисаветою примирит партии и возвратит спокойствие народу.
Согласно этому проекту, было невозможно отстранить великого князя Петра в пользу цесаревен, и, тем не менее, он был мертворожденным. Да и как можно был после прачки-императрицы искушать русский народ браком племянника на родной тетке.
Екатерине оставалось одно: отстаивать свое право назначить себе преемника. Как бы там не было, а ей надо было заботиться об интересах своих дочерей, и именно поэтому она настаивала на возвращении Шлезвига зятю.
Что же касается второй дочери, цесаревны Елисаветы, то после того ее брак с французским королем не состоялся, ее женихом стал двоюродный брат герцога голштинского.
Что же касается людей, которые способствовали возведению на престол Екатерины, то все они прекрасно понимали, что еще раз отстранить от престола великого князя Петра в пользу одной из его теток будет невозможно. Им оставалось только одно: надеяться на то, что Екатерина проживет еще долго.
Да, Остерман продолжал пугать восстанием народа за единственного законного наследника, но ему вполне резонно отвечали, что войско на стороне Екатерины и будет на стороне дочерей ее.