Прошло чуть более месяца, и английский дипломат Гуннинг доносил в Лондон: «Весь образ действия Потемкина доказывает совершенную прочность его положения. Он приобрел, сравнительно со всеми своими предшественниками, гораздо большую степень власти и не пропускает никакого случая объявить это. Недавно он собственной властью и вопреки Сенату распорядился винными откупами невыгодным для казны образом».
В июне 1774 года Екатерина сделала Потемкина вице-президентом Военной коллегии, что вызвало крайнее раздражение ее президента Захара Чернышева.
В связи с этим Гуннинг заметил: «Принимая в соображение характер человека, которого императрица так возвышает, и в чьи руки она, как кажется, намеревается передать бразды правления, можно опасаться, что она сама для себя изготовит цепи, от которых ей впоследствии будет нелегко освободиться».
За два года пребывания при дворе фаворит постигал начала державной мудрости. За это время Григорий Александрович успел стать заметной фигурой в государственных делах.
Влиянию Потемкина приписывают решение императрицы ликвидировать Запорожскую Сечь, он активно участвовал в заседаниях Государственного совета и не стеснялся высказывать собственное мнение.
Надо полагать, Екатерина испытывала полную удовлетворенность Потемкиным и как фаворитом, и как «учеником». Награды и пожалования лились дождем.
Григорий Александрович был возведен в графское достоинство, получил осыпанную алмазами золотую шпагу, орден св. Андрея Первозванного и 100 тысяч рублей. У Фридриха II императрица исхлопотала для него орден Черного Орла, у Станислава Августа — ордена Белого Орла и св. Станислава, у Густава III — орден Серафима, у короля датского — орден Слона.
Фавориту очень хотелось получить ордена Золотого Руна, св. Духа и Голубой Подвязки. Однако в Вене, Версале и Лондоне Екатерине отказали.
Иосиф II благосклонно отнесся к другой просьбе императрицы, и в 1776 году «Гришенок бесценный» был возведен в княжеское достоинство Священной Римской империи и стал отныне именоваться «Светлейшим».
Потемкин был тайно обвенчан с императрицей. После опубликования писем императрицы к Потемкину догадки стали фактом, ибо подтверждены самой императрицей, называвшей Григория Александровича «муженьком дорогим», «дорогим супругом», «нежным мужем».
Оба супруга обладали сильными характерами, недюжинным честолюбием, обоюдным желанием подчинить своей воле корреспондента.
Императрица была темпераментной, но уравновешенной и рассудительной женщиной. Ее признание, что она «не хочет быть ни на час охотно без любви», не превращало ее в жертву страсти. Обладая огромной выдержкой, она, мягко говоря, лгала, когда писала, что глупела от любви.
На ее возлюбленном, напротив, лежала печать человека неуравновешенного, со взрывным характером, с непредсказуемыми поступками в минуты гнева, которому он часто поддавался.
Роман Екатерины и Потемкина протекал бурно, даже слишком бурно: нежности сменялись кратковременными размолвками и даже ссорами, последние столь же внезапно оборачивались горячими клятвами в любви и преданности.
В июне 1774 года в письмах 45-летней Екатерины впервые встречается слово «муж». «Муж» ревновал, и «жена» усиленно стремилась развеять подозрения ревнивца.
«Признаться надобно, — писала она в одном из писем, — что и в самом твоем опасеньи тебе причины никакой нет. Равного тебе нет».
Многие записочки императрицы отражают ее чувственную любовь, горячее желание встретиться с любимым: «Я тебя жду в спальне, душа моя, желаю жадно тебя видеть», «Я умираю от скуки, когда я вас снова увижу».
Справедливости ради надо заметить, что аналогичные заверения и клятвы можно обнаружить в письмах Екатерины и к новому фавориту, сменившему Потемкина, — П. В. Завадовскому: «Я тебя люблю всей душой», «право, я тебя не обманываю».
Как мы уже говорили, влюбленные часто ссорились, и чаще всего их инициатором был Потемкин, а миротворцем — императрица.
В конце концов, ее все эти разборки стали утомлять, и в все чаще сквозит раздражительность. И ничего удивительного в этом не было, поскольку зарвавшийся Потемкин начинал претендовать на более обширную власть. Надо ли удитвляться тому, что очень скоро на смену раздражительности пришли угрозы: «Платить же ласкою за грубость не буду…»
Откуда эта холодность? Видимо из понимания того, что напряженность, создаваемая Потемкиным в их отношениях, являлась его нормальным состоянием. Потому и писала ему: «Спокойствие есть для тебя чрезвычайное и несносное положение».
После разрыва Екатерина жаловалась Гримму: «О, как он меня мучил, как я его бранила, как на него сердилась». Надо полагать, что неизбежный разрыв устраивал обе стороны. Но больше… Екатерину.