Вигель писал, что «красота ее была до того совершенна, что казалась невозможною, неестественною». Едва она появлялась в каком-либо присутствии, как сразу же раздавался шепот восхищения.
Она не была ни особенно умна, но Александра Павловича, когда держал он ее в своих объятиях и забывал обо всем, это мало интересовало. Пусть на время, но Мария Антоновна дарила счастье Александру Павловичу.
Качества ее гармонически дополняли неуравновешенную натуру Александра Павловича: она приносила ему как раз то, чего ему больше всего не хватало: покоя.
Роман этот начался, когда Александр был еще наследником, и когда после убийства отца царя охватило желание бежать от мира в Америку, но собирался бежать с Марией Антоновной.
Однако он быстро понял, что большего, чем временный покой, Мария Антоновна ему не даст. Подарив ему радость бурной, всепоглощающей страсти, Мария Антоновна постоянно ранила его своими бесчисленными любовными приключениями.
Ревность Александра Павловича доходила до того, что он не в силах был таить свое горе от посторонних и, теряя уже всякое самообладание, жаловался на свою любовницу… наполеоновскому послу.
Со временем он научился скрывать свои чувства, но это не спасло его от страданий из-за измен ветреной любовницы.
Однако он и сам изменял не меньше. И что представлял собой этот самый настоящий Дон-Жуан можно судить по донсениям венской полиции, составленных во время Венского конгресса.
В Вене голос Царя-Победителя звучал более властно, чем голос других монархов. В Вене он предстал не только в роли самого могущественного монарха, но и первого волокиты.
Начал он с ослепительно красивой графини Юлии Зичи. Да так, что на конгрессе сразу заговорили: «Царь влюблен, царь потерял голову!»
Но уже через несколько дней Александр обратил свой плттоядный взгляд на княгиню Багратион, вдову бородинского героя, прозванной в Вене «русской Андромедой».
«Александр, — сообщал осведомитель, — объявил княгине, что приедет к ней, назначил час и предупредил, что хочет застать ее одну».
О романе царя с княгиней Багратион узнала скоро вся Вена. Та пребывала в великой радости, поскольку таким неожиданным образом она отомстила герцогине Саган, которая «увела» у нее Меттерниха и начинала хвастаться, что завоевала императора Александра.
Зрели интриги. Влиятельные лица толкали герцогиню в объятия русского императора. Но вначале он сопротивлялся. «Сделано было невозможное, — жаловался он княгине Багратион, — чтобы заставить меня быть к ней благосклонным. Ее даже посадили со мной в карету. Но все это было тщетным. Я люблю чувственные удовольствия — но от женщины я требую и ума».
Венские дамы наперебой старались завладеть сердцем обворожительнейшего из монархов, осаждали его генерал-адъютантов — Волконского, Уварова, Чернышева, которые хотели уберечь своего государя от слишком настойчивых поклонниц, ибо им казалось, что государь не может всюду поспеть.
Еще одно свидание с княгиней Багратион отмечено полицейскими осведомителями. Александр вечером отправился к ней на извозчике в сопровождении лишь одного слуги и оставался у нее до двух часов ночи.
Роман продолжался. Но о большой любви все же говорить, по-видимому, не приходится — ибо в тот же день Александр послал Волконского к другой прославленной красавице, графине Эстергази, дабы объявить ей о предстоящем своем визите.
Через четыре дня один из осведомителей сообщил: «Его Величество Русский Император, по-видимому, привязывается к графине Эстергази… Она уверяет, что нет более очаровательного монарха, чем он. В нем, говорит она, французская живость соединяется с русской простотой, и благодаря этому Его Величество совершеннейший во всех отношениях человек».
Графиня Эстергази становилась объектом всеобщей зависти. Но одновременно Александр дарил свою благосклонность герцогине Саган.
Княгиня Багратион была в ярости. Меттерних ревновал, а Александр Павлович радовался как мальчишка, узнав о расстраоенных чувствах знаменитого дипломата. В Вене острили: баварский король пьет за всех, вюртембергский король ест за всех, а русский царь любит за всех…
Следующей была графиня Сеченьи. На одном из балов царь сказал ей:
— Ваш муж уехал. Мне было бы так приятно занять его место…
— Ваше величество, очевидно, принимает меня за провинциалку? — кокетливо ответила та, полагая, что завоевала русского царя.
После того, как императора занял место уехавшего мужа, последовали новые увлечения в лице графини Софии Зичи, княгини Ауэрсперг и нескольких других карсавиц.
Если же верить осведомителям венской полиции, то русский император, не бубучи совсем удволетворен княгинями, посылал за женщинами легкого поведения.
В конце концов, Александру и Вены показалдось мало. «Только чувство моего долга, — писал он из Вены Луизе фон Бетман, с которой сошелся во Франкфурте, — мешает мне полететь в твои объятия и умереть в них от счастья».
Возможно, это объяснялось тем, что совершенно неожиданно для себя он потерпел в столице Австрии неудачу с княгиней Леопольдиной Эстергази.