В 1826 году в корпусе жандармов служило более 4 тысяч человек. Желающих работать в нем хватало, а отбор был жесточайший.
Коненчо, не все понимал необходимость такой службы. И ярким примером такой раздвоенности является не кто иной, как сам Л. В. Дубельт, ставший одним из самых видных жандармов.
Хотя он и жил впроголодь, решение стать жандармом далось ему нелегко.
«Ежели я, вступая в Корпус жандармов, — говорил он жене, — сделаюсь доносчиком, наушником, тогда доброе мое имя, конечно, будет запятнано. Но ежели, напротив, я буду опорой бедных, защитой несчастных; ежели я, действуя открыто, буду заставлять отдавать справедливость угнетенным, буду наблюдать, чтобы в местах судебных давали тяжебным делам прямое и справедливое направление — тогда чем назовешь ты меня?.. Не должен ли я предполагать основательно, что сам Бенкендорф как человек добродетельный и благородный не будет давать мне поручения, которые не свойственны человеку честному?»
Надо отдать Бенкендорфу должное: он собирался бороться не только с инакомыслящими и очень скоро указал императору на истинный бич Российского государства — бюрократов.
«Хищения, подлость, превратное толкование законов — вот их ремесло, — писал он в своем докладе он Николаю. — К несчастью, они-то и правят…»
Этих людей он презирал еще больше, нежели революционеров. «Подавить происки бюрократии, — часто говорил Бенкендорф, — вот важнейшая задача III Отделения!»
Бенкендорф не только следил, выявлял и доносил, он пытался анализировать действия правительства и понять, что больше всего вызывает неприязнь общественности. И именно поэтому считал, что общественное мнение «нельзя навязывать, за ним надо следовать… Его не засадишь в тюрьму, а, прижимая, только доведешь до ожесточения».
О стремлении Бенкендорфа служить России свидетельствуют его докладная о необходимости строительства железной дороги между Москвой и Петербургом.
В 1841 году он стал обсуждать большие проблемы в области здравоохранения, в 1842 — предупреждал о всеобщем недовольстве высоким таможенным тарифом, в этом же ряду и «ропот по поводу рекрутских наборов».
1828 год стал временем утверждения нового цензурного устава. Были набраны цензоры, и при этом люди весьма заметные. Среди них Ф. И. Тютчев, С. Т. Аксаков, П. А. Вяземский. Они должны были следить, чтобы в печати не обсуждались персоны императорской фамилии и чтобы авторы избегали такого толкования событий, которое может «вовлечь государство в бездну несчастий».
Надо сказать, что самые крупные неприятности ожидали шефа жандармов именно в моменты соприкосновения с интеллектуальной элитой. Им были недовольны все: и те, кто контролировал, и те, кто был подконтролен.
«Но так как в сущности этот честный и достойный человек, — писал Пушкин Вяземскому, — слишком беспечный для того, чтобы быть злопамятным, и слишком благородный, чтобы стараться повредить тебе, не допускай в себе враждебных чувств и постарайся поговорить с ним откровенно».
Конечно, Бенкендорф хорошо знал о всех негативных сторонах своей профессии. И он был приятно удивлен тем, что во время тяжелой болезни в 1837 году его дом «сделался местом сборища самого разношерстного общества», а главное, «совершенно независимого по своему положению».
«При той должности, которую я занимал, — писал он в своих „Записках“, — это служило, конечно, самым блестящим отчетом за 11-летнее мое управление, и думаю, что я был едва ли не первый из всех начальников тайной полиции, которого смерти страшились…»
Вообще, похоже, Бенкендорф никогда не предавался особой радости по поводу той власти, которую имел. Видимо, и природный ум, и жизненный опыт научили его причислять ее к некоему фантому.
Граф Александр Христофорович Бенкендорф умер на пароходе, везшем его из Германии, где он проходил курс длительного лечения, на родину. Ему было за шестьдесят.
Жена ждала его в Фалле, их имении под Ревелем. Корабль привез уже покойника. Это была первая могила в их уютном имении.
Коненчо, можно по-разному относиться к Бенкендорфу и его деятельности. Но при этом нельзя не помнить того, что подобная деятельность неотделима о существоаания самого государства. И каким бы злым и ужасным не был Бенкендорф, он не идет ни в какое сравнение с тем гестапо, которое готовил России революционер Пестель и тем концентрационным лагерем, в который превартили страну большевики, выжигавшие инакомыслие огнем и железом…
Святые места и Крымская война
После серии революций в Европе в начале 50-х годов противоречия между Великобританией, Францией, Россией, Австрией и Турцией обострились до предела.
Так получил свое продолжение извечный Восточный вопрос, только теперь уже в своем крайнем, крнизисном варианте. Он начался с разногласий России и Франции по поводу Святых мест — христианских святынь в Палестине.
С давних времён католики и православные пользовались правами на различные святыни, которые были записаны в султанских указах — фирманах.