В ГУЛАГе Серафима называли русским богом, ибо в нечеловеческих страданиях он достиг ступени бессмертия и творил неслыханные чудеса, какие творил Сам Спаситель в земные дни.
После войны Серафима амнистировали. Еле живого отпустили умирать. Но он выжил и продолжал служить.
Впрочем, как и всегда бывает в таких случаях, есть и другие версии спасения великого князя. Согласно одной из них, Поздеев был потомоком древнего аристократического рода.
В 1950-х годах его посадили в тюрьму за хранение книги о царской семье, но затем выпустили за весьма успешное сотрудничество с тюремной администрацией, а говоря проще, за стукачество.
По другой версии, он был иеромонахом, и с 1925 года по 1944 год с небольшим перерывом находился в заключении. Ближе к истине была биография, которую установило ОГПУ по Уралу.
Оказалось, что Серафим был сиротой из маленькой вятской деревушки. В начале своего жизненного пути он работал балаганным актером, цирюльником и сменил еще несколько профессий, пока, наконец, не стал монахом-отшельником Белогорского монастыря.
За царя Михаила Романова он себя стал выдавать после того, как какая-то полумная старушка в 1925 году признала в нем «князя Михаила».
«Согласился я выдавать себя за князя лишь потому, — заявил лже-Михаил на следствии, — что хотел узнать, действительно ли на самом деле они живы, и сообщить об этом куда следует. Цели какой-либо наживы или еще чего с моей стороны не было».
Обещание сообщить «куда следует» не прошло мимом ОГПУ, осведомителем которого Поздеев стал сразу же после окончания следствия.
Конечно, сейчас можно говорить все, что угодно, и строить какие угодно версии. Несомненно одно: мы теперь уже никогда не узнаем того, что на самом деле произошло 12 июня 1818 года в окрестностях Перми и где на самом деле нашел своей последний приют великий князь Михаил.
Версия
Как мы уже знаем, 9 марта 1918 года Совет Народных Комиссаров решил: «Бывшего великого князя Михаила Александровича Романова, его секретаря Николая Николаевича Джонсона, делопроизводителя Гатчинского дворца Александра Михайловича Власова и бывшего начальника Гатчинского железнодорожного жандармского управления Петра Людвиговича Знамеровского выслать в Пермскую губернию впредь до особого распоряжения»…
Почти неделю высланные из столицы Михаил и его товарищи по несчастью просидели в больнице пермской губернской тюрьмы. Отношение, по всей видимости, к ним было соответствующее, и они каждый день писали жалобы на местные власти Бонч-Бруевичу.
25 марта их мучения кончились, поскольку именно в этот день Бонч-Бруевич сообщил местным властям, что Михаил Романов и Джонсон будут жить на свободе под надзором местной Советской власти.
Великому князю и его спутникам выделили в бывшем доме Благородного собрания помещения для проживания. Несколько позже Михаил переехал в Королёвские номера. За несколько дней до своего исчезновения он просил разрешить ему жить на Екатерининской улице в дом Тупициных, но ему отказали.
Говоря откровенно, никакого события приезд Михаила Романова в Пермь не представлял. Великий князь и его спутники свободно передвигались по Перми и ее окрестностям.
Михаил часто гулял по закамским борам с женой и Джонсоном, обследовал все три курьи. Часто его можно было видеть в магазинах, Городском театре и в кинематографе. Нередко его можно было увидеть сидящим в театральном сквере. Выглядел он (князь страдал язвой желудка) весьма болезненно и даже обречённого.
Великий князь часто заходил в магазин Добрина на Сибирской улице, где беседовал с его доверенным о разных делах. Однажды тот спросил его, почему он не бежит.
— Куда мне, — усмехнулся князь, — с моим ростом. Быстро поймают!
Его присутствие в Перми не вызывало среди местных жителей особого интереса, и только некоторые рабочие возмущались его, как они почему-то полагалаи, роскошным и праздным образом жизни. Понятно, что за князем наблюдали. В ожидании возможных провокаций, власти держали в потсоянной готовности пулеметную команду.
Михаил с Джонсоном занимали две небольшие комнаты на третьем этаже Королёвских номеров. В номерах жил ещё один комиссар, который чувствовал себя там полным хозяином, и несколько других постояльцев. Находясь под надзором, великий князь переписывался с друзьями и родственниками. Была у него и живая связь между Пермью и Петроградом. Более того, в начале мая в Пермь приезжала его жена, которая оставалась с ним до 18 мая.
О своих планах Михаил никогда не рассказывал, но, будучи в высшей степени человеком доверчивым, однажды проговорился.
«Я, — вспоминал чекист М. Ф. Потапов, охранявший его, когда великий князь ещё жил в Благородном собрании, — как-то спросил его, долго ли он собирается находиться под арсестом?» «Думаю, что недолго, — ответил Михаил, — скоро будут выборы и выберут президентом… Я как будто бы ранее не давал согласия, чтобы заменить Николая».
Вполне возможно, что Михаил пожил бы еще такой размеренной и сторого контролируемой жизнью. Но в середине мая восстал Чехословацкий корпус, а в июне белочехи контролировали Челябинск и Самару.