В Перми тоже было неспокойно, в уже феврале возник серьёзный конфликт между властями и населением из-за изъятия церковных ценностей. В мае из-за плохого продовольственного снабжения начались волнения, и Пермский округ был объявлен на военном положении.
Как и во многих других городах, в Перми существовала контрреволюционная офицерская организация. В начале лета она не проявляла особой активности и, судя по всему, и не думала готовить побег Михаила.
Однако один из местных большевистских вождей Гавриил Мясников по прозвищу Ганька думал иначе. Именно он первым заговорил о необходимости нейтрализации великого князя. А если говорить проще, об убийстве.
Для этого он перешел с поста председателя Мотовилихинского совета в ЧК, и с 20 мая гражданину Романову было приказано «ежедневно в 11 часов утра являться в Чрезвычайный Комитет».
До этого за Михаилом наблюдала милиция во главе с хорошо знакомым Мясникову Василием Алексеевичем Иванченко. Исполнению замысла мог помешать председатель горсовета Александр Лукич Борчанинов. И Мясников решил избавиться сначала от него. В один прекрасный майский день он зашёл в горсовет и увидел Борчанинова пьяным. Мясников вызвал наряд милиции, который препроводил председателя Пермсовета в каталажку.
Дело о пьянстве высокопоставленного большевика разбирала партийная организация, и общее районное собрание Мотовилихинской парторганизации постановило «делегировать тварища Мясникова в Губернский комитет по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией».
Став во главе одного из отделов ЧК, Мясников взялся за Михаила. 7 июня он в первый и последний встретился с ним.
«После того, как я принял отдел, — вспоминал чекист, — я послал за Михаилом. Через некоторое время входят ко мне в кабинет двое: Михаил и его секретарь Джонсон. Михаил высокого роста, сухой, непропорционально тонок, длинное и чистое лицо, прямой и длинный нос, серые глаза, движения неуверенны, на лице растерянность. Явно не знает, как себя держать. Глядя на него всё можно предположить, но только не наличие большого ума. Этого порока ни на лице, ни в глазах, ни в движениях не заметно. И увидев такую глупую фигуру, я спрашиваю:
— Скажите, гражданин Романов, вы, кажется, играете роль спасителя человечества?
Ответ, который последовал, соответствовал моему впечатлению.
— Да, я вот дай [поеду на свободу], а он вот меня в ЧК приглашает, — сказал, двинув как-то нелепо рукой при этом.
Секретарь Джонсон, человек среднего роста, а рядом с Михаилом кажется низкого роста. В противоположность Михаилу, движется уверенно, сдержанно, расчётливо, лицо продолговатое, умное, энергичное, светящиеся серо-тёмные глаза приковывают к себе внимание и как будто мешают разглядывать детали лица.
Заметив на моём лице усмешку, он понял, что я хохочу от всей души над глупым Михаилом, и поспешил вмешаться в разговор, стараясь сгладить впечатление, произведённое гениальным ответом Михаила.
— Михаил Александрович хочет сказать, что центральная власть отдала распоряжение оставить его без надзора ЧК, вполне свободным и не рассматривать его как контрреволюционера.
— Думаю, что это сенатское разъяснение мне не нужно. Обо всех распоряжениях центра я осведомлён. И, тем не менее, я вам приказываю приходить сюда каждый день на отметку, а теперь распишитесь в явке и будете свободны, — ответил я.
Они расписались и, поклонившись, со словами „до свидания“ удалились».
Михаил вернулся к себе и записал в днвнике: «Пермь, 25 мая. Пятница. В Чрезвычайном Комитете я слегка сцепился с одним „товарищем“, который был очень груб со мною…»
Великий князь очень быстро забыл об этой встрече. Чего нельзя сказать о Мясникове. По воспоминаням его соратников, после беседы с великим князем он еще больше проникся к нему злостью и буквально бредил планами его убийства.
Вечером 12 июня состоялось встреча заговорщиков. В нём участвовали Мясников, Иванченко и старый большевик Андрей Марков. Мясников посвятил обоих сообщников в свои планы. По рекомендации Иванченко решили привлечь к делу Николая Жужгова, бывшего эсдековского боевика.
Марков предложил использовать еще и красногвардейца Ивана Колпащикова. Было решено инсценировать побег Михаила и застрелить его при попытке к бегству. Несмотря на всю ненависть пролетария к аристократу, сам Мясников убивать Михаила не собирался, а лишь выступил в роли организатора этого преступления.
В заводской конюшне по распоряжению Мясникова взяли двух лошадей, запряжённых в фаэтоны, отправились в Пермь. Марков напечатал «ордер» на арест. По словам Мясникова, вместе с начальником ЧК Малковым при этом событии присутствовал и председатель губисполкома В. А. Сорокин. Они были в кусре дела, но возражать не стали.
Затем Иванченко, Жужгов, Марков и Колпащиков поехали к Королёвским номерам на фаэтонах. Около полуночи Жужгов вошёл в номер к Михаилу Романову, предъявил «ордер» и потребовал, чтобы великий князь следовал за ним.
— Мне, — натянуто улыбнулся он, — приказано увезти вас подальше от фронта…