Великие женщины великих мужчин

Что ж, ей удалось справиться с задачей поиска смысла жизни, концентрируя внимание только на работе и достижениях, раз и навсегда отказавшись от любви и личной жизни. В добавление ко всему в 40 лет издание книги «Метод Монтессори» прославило ее, к 45 годам пришло всемирное признание. Весь вопрос, разумеется, заключен в векторе направления усилий. Разве не занимательно, что пишет о Марии Монтессори тот же Джим Ландрам: «В молодости Монтессори имела репутацию роковой женщины, что помогало ей вербовать сторонников своего движения». Может быть, если бы тут присутствовала искорка личного, сугубо женского интереса, ее личная жизнь сложилась бы по-иному? В своей последовательной осаде успеха и мирового почитания Мария Монтессори чем-то напоминает Анну Фрейд, кстати, учившуюся у Монтессори. Адресуя свои достижения буквально всему миру, Мария в итоге слишком мало тепла давала собственному ребенку. А ведь самая преданная из детей Фрейда вывела детский психоанализ (наряду с Мелани Кляйн) в целое самодостаточное направление, хотя сама так и не стала матерью. Этот парадокс упомянут не случайно, потому что весомая научная и общественная деятельность обеих известных женщин выглядит не как продолжение жизненной линии, а как некая ответная реакция на экзистенциальный вызов, в высшей степени странная сублимация, исполненная вопреки нескладной, незавершенной, заковыристой судьбе.

Кто бы ни брался описывать жизнь оперной певицы Марии Каллас, неизменно начинал с акцента на ее исключительно волевой самобытной натуре. Кредо яркой примадонны может быть выражено такими словами, сказанными ею на закате своей карьеры: «Я всегда принимаю решения самостоятельно. По вечерам я часто взвешиваю, вспоминаю, что произошло за день, почему все было так, а не иначе, почему я так поступила, правильно ли я сделала, почему я не смогла сделать что-то лучше, неужели мне не хватило силы воли, — одним словом, рассуждаю сама с собой». Это тем более примечательно, потому что ни уникальная воля, ни редкий талант, ни уникальные вокальные данные не позволили ей принять верное решение в пользу личного счастья и равновесия. Ее жизненный опыт способен оказать колоссальное впечатление. Хотя бы тем, что семья и гармония — это нечто иное, чем успех в стандартном, привычном понимании. Для достижения счастья в личной жизни, по сути, необходимы совсем иные более эффективные рецепты.

Мать фактически посвятила ей всю себя, намереваясь воплотить в дочери собственные нереализованные надежды, — поразительное сходство с Монтессори. Правда, если мать Марии Монтессори ограничивалась внушениями, то настырная родительница Марии Каллас сама взялась за дело. Детство среди чарующих звуков великих классиков, которых Мария восторженно постигала с трех лет, непрерывные тренировки на фортепиано и в вокале привели к тому, что остальной пестрый мир оказался для нее несколько затушеванным. Действительность будущая звезда оперы воспринимала как бы сквозь призму достижений, в важности которых ее убедила мать и в неизбежность которых она сама уверовала, подобно революционеру-фанатику. Ее направленность на творческую карьеру еще более укрепилась, когда после прохладной оценки таланта начинающей певицы в Америке (где она родилась) неугомонная мать повезла ее учиться в Европу.

«Когда Мария — не в меру толстая, прыщавая, с обкусанными от волнения ногтями на руках — появилась на прослушивании в Одеон Афинон, Эльвира де Идальго сразу решила, что дело этой дебютантки безнадежно, но едва она допела арию… как между ними возник контакт, обернувшийся пятью годами дружбы.» — указывалось в одном из биографических материалов о Марии Каллас. Этот эпизод приведен не случайно — он отчетливо показывает, что девочка-подросток воспитывалась с вопиющим перекосом, и ее дисгармоничное обитание среди проблем голосовых связок вряд ли могут оправдать даже галопирующие успехи на пути к большой сцене. Ни малейшего представления о физической красоте или гигиене питания, — одним словом, ничего, кроме цели. Впрочем, и ее мать, и она сама с детства были нацелены исключительно на сценический успех, видели именно в нем свое счастье, ну а личная жизнь. Вероятно, мать считала, что дочь сама разберется, когда повзрослеет. С 14 лет Мария приступила к редкой по упорству и терпению учебе в Афинской консерватории под началом известной испанской певицы. Мария, кажется, вовсе забыла о том, что она — девушка, основательно сбитая с толку навязанными стереотипами успеха. В то время ей было достаточно, что сама Эльвира де Идальго «поборола неприязнь к ее внешности». О том, что когда-нибудь у девушки возникнет личная жизнь, ни она сама, ни ее мать ничуть не заботились.