Великие зодчие Санкт-Петербурга. Трезини. Растрелли. Росси

Теперь от утренней зари весь день слышны были в округе глухие удары дерева о дерево. Били шестисаженные (более 12 метров) сваи под фундамент колокольни…

Растреллиевский столп так и не поднялся над Петербургом. Ровно через три года после посещения Елизаветой «модельной светлицы» русская армия, перешагнув границы своего отечества, двинулась войной на Пруссию. Деньги, отпущенные на строение Смольного монастыря, потребовались армии. Вдобавок ко всему уехал на войну доброжелатель и покровитель зодчего — генерал Вилим Вилимович Фермор.

Спустя многие десятилетия исследователи русской архитектуры XVIII столетия разделились в своих оценках этого великого творения. Одни восхищались смелым решением обер-архитектора. Другие утверждали, что гигантская вертикаль, «задавила» бы собор, а башня, завершающая «высотную композицию, созданную Растрелли, наименее удачна».

Забывают — Растрелли был Художник. В процессе рождения он переделывал, перекраивал свои творения. Еще в модели колокольни он добавил ярус, увеличив будущую высоту со 140 до 167 метров. Вопреки модели, приблизил малые главки собора почти вплотную к центральному куполу. Во имя большей скульптурности, композиционной цельности, динамичности и конструктивности. Сегодня мы только можем сокрушаться, что невоплощенным остался замысел зодчего, что лишены возможности увидеть, как вертикаль колокольни могла изменить облик приземистого двухэтажного города…

Даже не рожденная, оставаясь в модели, великая колокольня Растрелли произвела впечатление на русских зодчих — его современников. Удивительный замысел Растрелли не оставил равнодушным С. Чевакинского, соорудившего в 1756–1758 годах уникальную сегодня по красоте колокольню Никольского Морского собора. Стремился подражать обер-архитектору И. Жеребцов, когда в 1759 году начал строительство звонницы московского Новоспасского монастыря. И даже Д. Ухтомский, проектируя Воскресенские ворота на Никольской улице в Москве, не избежал влияния итальянца. Сознательно или бессознательно, но все они многое перенимали у переполненного идеями и планами Растрелли.

К началу войны с Пруссией успели завершить строительство келий, покрыть кровлей и оштукатурить собор. А радость победных реляций с полей битв заглушила в душе императрицы смутное желание окончить свои дни в монастырской тиши…

Проходили десятилетия, менялись вкусы; новые архитекторы, утверждая новые стили, формировали облик столичного императорского Петербурга. Но по-прежнему светился на фоне блеклого северного неба бело-синий собор Смольного монастыря.

Конец XVIII века. Знаменитый Кваренги, презиравший барокко, проходя мимо Смольного, снимает шляпу: «Вот это храм!»

30-е годы XIX века. Архитектор В. П. Стасов, которому наконец-то поручили завершить недостроенный ансамбль, записал в своем дневнике: «Характер зданий, произведенных графом Растрелли, всегда величественен (grandioso), в общности и частях часто смел, щеголеват (elegant), всегда согласен с местоположением и выражающий точно свое назначение, потому что внутреннее устройство превосходно удобно, что свидетельствуется многими произведенными им как в С.-Петербурге и окрестностях, так и по его проектам в разных местах России, и вообще самобытен, не обременен по тогдашнему времени множественными частными выступами и украшениями».

В 1884 году историк П. Н. Петров пишет о Смольном монастыре: «Проект этого здания был совершеннейшим из произведений гениального зодчего графа Растрелли и должен был в окончательном выполнении представить такой строительный памятник, сравняться с которым могли немногие величайшие произведения мировых гениев зодчества».

Начало XX века. В третьем томе «Истории русского искусства» статья И. Э. Грабаря об архитектуре XVIII столетия. «Смольный монастырь вообще наиболее совершенное здание его гения, развернувшегося здесь во всю свою ширину. Это не только жемчужина, но и наиболее „русское“ из его произведений».

Середина XX века. Строгий и требовательный Б. Р. Виппер признает: «В соборе Смольного монастыря Растрелли создал произведение, которое соперничает с величайшими шедеврами мировой архитектуры».

IV

Весь дождливый октябрь 1747 года над домами Фонтанной части висел тяжкий смрадный дым. Ветер с моря прижимал его к земле, рождая в горле першение и кашель. Коптили небо две башни высотой с добрый четырехэтажный дом. В сумерки небо над башнями озарялось видным издалека нехорошим красным сиянием. За высоким тыном, под охраной солдат вершилось дело государственной важности — лили из меди персону царя Петра, отца правящей императрицы Елизаветы.

Готовил к литью «персону Петра на коне» Растрелли-старший. А замыслил ее еще сам царь в 1716 году. Завершить литейную форму скульптору довелось только в 1744 году. Совсем незадолго до смерти. Последующие правители России не спешили увековечить память предшественника.

Автор так и не увидел свое творение в металле.