Рисунок далеко не мастеровитый. Крест очерчен по линейке. Кугель — циркулем. И оба раскрашены желтым — под золото. Тонкие линии и обычная отмывка. Талантом рисовальщика Трезини не обладал. Но листок этот для нас важен вовсе не своими художественными достоинствами, а тем, что имеет прямое отношение к одному из лучших творений зодчего — колокольне Петропавловского собора. Рисунок этот — проект флюгера на шпиле. И приложен к донесению архитектора генерал-губернатору Петербурга светлейшему князю Меншикову, отвечавшему за все строения в городе: «…посылаю ныне рисунок ангела, который будет поставлен на верху кугеля на Святой церкви Петра и Павла, по которому ныне делают из меди таком же виде, толщиною будет на 4 дюйма (10,1 см. —
Донесение составлено ровно через десять лет после начала сооружения каменного собора.
В 1712 году деревянную Петропавловскую церковь разобрали и бережно перевезли на Городовой остров. Там вновь собрали, поставили на каменный фундамент и наименовали храмом Апостола Матфея. Перестроенный позже в камне, храм простоял до Великой Отечественной войны (там, где теперь сквер, — между улицами Большой Пушкарской, Кронверкской и Матвеевским переулком).
Замысливая новое строение, Петр Алексеевич желал, чтобы поднялось оно выше колокольни Ивана Великого в Московском Кремле и церкви Архангела Гавриила, что возвели неподалеку от Мясницких ворот Белого города. Только убедившись, что один из проектов Трезини отвечает его желаниям, государь торопливо начертал на чертеже: «С Божей помощью быть по сему».
Колокольню Ивана Великого завершили еще при Борисе Годунове. А церковь Архангела Гавриила, или, как ее прозвали в народе, Меншикову башню, стали строить в самом начале XVIII столетия на пожертвования Александра Меншикова.
Возведение башни Александр Данилович доверил своему приближенному — Ивану Зарудному (кстати, дом его стоял неподалеку от стройки). Исследователь Е. Мозговая, тщательно изучая его деятельность, обнаружила много ранее не известных документов. Сам Зарудный сообщает, что «в 1701 определен к строению церковному». А в 1706 году на башне уже устанавливали часы. На старинной гравюре И. Бликланта и П. Пикарта (1707) строение изображено завершенным. Значит, Трезини мог видеть его в самый разгар работ.
В основе башни — куб высокого первого этажа. На нем четверик (четырехугольный ярус). Потом — восьмерик. И всё венчает тонкий высокий шпиль с парящим ангелом наверху. (К сожалению, в 1723 году от удара молнии церковь сгорела. Десятилетия простояла в забвении. И только в конце века ее стали реставрировать. Но шпиль так и не восстановили.)
Когда сегодня любуешься Меншиковой башней, неизбежно приходит на память сравнение с колокольней Петропавловского собора. Они очень схожи — и в композиции, и в отдельных деталях. Одинаков разумный прием использования мощных волют — больших каменных завитков. Они не только украшают фасады обоих зданий, но, сдерживая распор толстых стен в ширину, подчеркивают устремленность всего сооружения ввысь. И самое примечательное: у церкви Архангела Гавриила и у Петропавловского собора с восточной стороны, там, где положено быть полукружиям апсид, вдруг прямая стена. Не по-русски, а так, как порой строили на Западе. Таких примеров в русской архитектуре XVIII века больше нет. Откуда это? Почему?
Известно, что Зарудный в Европе не был. Да и рассчитывать архитектурные конструкции не умел. Сам признаётся в донесении к Меншикову февраля 3-го дня 1719 года: «В письме Вашего Высокопресветлейшества… написано о каменных мастерах и подмастерьях, также о навигаторах, которые потребны для исчисления слобоцкого Вашего дому (дворец Меншикова в Лефортове. —
Судя по всему, рисует Зарудный тоже неумело. И. Э. Грабарь опубликовал в «Истории русского искусства» два его наброска. Даже по сравнению с не очень мастеровитым рисунком Трезини они лишены профессионализма. В письме 1726 года Зарудный как-то странно извещает о своих рисовальных способностях (речь идет об иконостасе для Петропавловского собора, который резали и золотили в Москве): «И против онаго письма с покорностью моею изъясняю. Обстоятельно рисунком показать невозможно понеже иконостас не плоской и в рисунок невместителен, боковые и осмеричные наугольные и не вместятся и в проспекте…»