Великие зодчие Санкт-Петербурга. Трезини. Растрелли. Росси

От Стрелки путь лежит по берегу Большой Невы мимо дома Академии наук, бывшего дворца матери нынешней императрицы; мимо еще не достроенной Кунсткамеры. Архитектора обгоняет какой-то мастеровой. Чуть приоткрыв тяжелую дубовую дверь музея, шмыгнул внутрь. Государь Петр Алексеевич, желая приучить россиян посещать Кунсткамеру и смотреть монстров, повелел: денег за вход не брать, а каждому посетителю после осмотра подносить чарку водки. Указ продолжает действовать.

Дальше, дальше. Мимо Аудиенц-каморы, мимо недостроенного дворца Петра II. С укором глядит дом на Трезини пустыми оконницами. Но зодчему недосуг разглядывать свое несчастное детище. Его ждут в бывшем меншиковском дворце.

Генерал-фельдмаршал Миних для должной подготовки офицеров российской армии решил создать специальное учебное заведение — Кадетский корпус. Помещаться тому корпусу во дворце, где некогда жил первый генерал-губернатор Петербурга. И теперь Трезини вынужден составлять смету на переделку тех покоев, за украшением которых еще недавно наблюдал самолично.

Бывали еще мелкие, частные заказы, от исполнения которых архитектор считал себя не вправе отказаться. Дочь Петра I, царевна Елизавета, попросила переделать галерею и печи в доме Нарышкина на берегу Красного канала вдоль западной стороны Большого луга. Анна Иоанновна побаивалась своей главной соперницы, возможной претендентки на русский престол, и видеть ее каждодневно во дворце не желала, но отселить далеко тоже опасалась. Посему велено жить Елизавете не очень близко, но и не далеко. Так, чтобы всегда была под присмотром.

И все же главным в жизни Трезини оставались крепость и Коллегии. Перефразируя более позднее высказывание Ломоносова, заметим: легче было отставить Канцелярию от зодчего, чем Трезини от Канцелярии. По-прежнему он обязательный член разных комиссий по апробации архитектурных проектов. Вместе с Михаилом Земцовым и другими зодчими Трезини освидетельствует чертежи Ивана Коробова, начавшего перестройку в камне главного корпуса Адмиралтейства и его башни со шпилем. Не может Доминико бросить молодых людей, которые жаждут знаний. Полковник фортификации с увлечением продолжает обучать их математике и черчению. Он живет и поступает так, будто ничего не изменилось со времен императора Петра. Но разве какая-нибудь власть прощает самовольство? Даже если оно приносит пользу.

Первым не захотел мириться с подобными нарушениями педантичный генерал-фельдмаршал Миних. Желая ограничить поле деятельности своих возможных соперников, самолюбец готов был увидеть соревнователя даже в простом архитекторе. Обнаружив якобы значительную растрату в Канцелярии, Миних предложил императрице новую реформу. И Анна Иоанновна ее утвердила. У Канцелярии от строений отобрали многие ее дела и обязанности. Возведением крепостей — Петербургской, Шлиссельбургской, на острове Котлин и других — стала теперь ведать Канцелярия главной артиллерии и фортификации, подчиненная Миниху. Сооружение императорских дворцов передали Дворцовой канцелярии. Обывательскую застройку поручили Полицмейстерской канцелярии города. Все остальное — общественные здания — оставили Канцелярии от строений. Но вместо умного и делового Ульяна Синявина, оказавшегося под следствием, назначили бездарного Антуана Кормедона. В результате, как утверждали современники, явилось «немалое неудобство и конфузия, чего и разобрать невозможно».

Время, когда определение лучших людей государства зависело от значимости их поступков и дел, ушло вместе с императором Петром Великим. Теперь «лучшие» объявлялись всенародно — назначениями на должности и пожалованными званиями. Но эти изменения в определении достоинств человека мало волновали петербургских обывателей. Они неизменно относились с пиететом к любому лицу, облеченному властью. И когда 29 июня 1733 года торжественно освящали наконец-то завершенный Петропавловский собор, Доминико Трезини стоял где-то в последних рядах шумной толпы новых придворных. Никто не вспомнил и не поблагодарил строителя храма. Новому двору требовались только люди, умеющие вовремя польстить, доставить радость правительнице.

V

Тридцатый год жизни в России Доминико Трезини завершал плохо. Болезнью. Жена и дети утешали: потерпи, наступит весна, опять вернешься к своим строениям. Но сам чувствовал: не работник больше. И сил нет, и пора подводить итоги.