Великие зодчие Санкт-Петербурга. Трезини. Растрелли. Росси

Не удержал себя Трезини на старости лет: «а которые после меня выехали архитекты… строения никакого ими почти не построено…» Выплеснул обиду, накопившуюся за долгие годы. Хотя знал, что строили Леблон и Микетти. И хорошо строили. Но везде только отдельные здания. А он весь город ставил. От востока на запад — Александро-Невский монастырь, Летний и Зимний дворцы, крепость, Стрелка Васильевского острова и Галерная гавань на его западном берегу, Кроншлот. Все своим рождением обязано ему, Трезини. А с севера на юг — пороховой погреб на Каменном острове, Госпиталь, Мытный двор на берегу Мойки за Невской прешпективой. А дома по берегам Фонтанки… Каждый участок петербургской земли должен хранить о нем память; где размечал места для строений, где возводил дом, где прокладывал каналы для осушения непригодной земли. И неужто не заслужил ничего за свой повседневный, почти каторжный труд? Воистину справедливы говорящие: кто больше тянет, на того больше кладут. Но гнев никогда не помощник…

А вот покровители Трезини — люди опытные. Они не только выступили ходатаями перед императрицей, но заранее подсказали архитектору, какую мызу следует просить. И Анна Иоанновна ответила на прошение согласием. Это был первый и, пожалуй, единственный за все XVIII столетие случай, когда иностранный зодчий получил в награду поместье. Впрочем, Трезини, недавно пожалованный русским дворянством, уже не считался иностранцем.

Дождавшись окончания пригодного для строительства времени и получив указ на владение поместьем, архитектор укатил в свой любимый Петербург. Его ждали крепость и незавершенная Стрелка Васильевского острова. Наверное, еще не терпелось скорее взглянуть на угодья, хозяином которых стал.

Рождество Трезини встречал дома, в кругу семьи. Новый, 1731 год утешений не принес. Крепостные, полученные в награждение, оказались разоренными вконец. Впрочем, в подобном состоянии находилась вся крестьянская Россия. Непомерные расходы царя Петра на армию, разорение прошедших войн, возникшие по этой причине инфляция, эпидемии, неурожаи и, наконец, увеличившиеся почти на треть в связи с реформой налоги с населения повергли Россию в тяжкое состояние. А если еще учесть, что основные поборы легли на помещичьих крестьян (даже налог с них вырос на 60 процентов), то легко можно понять высказывание Миниха: «Многия провинции точно войною или моровым поветрием разорены».

Обдумавши свое положение, Трезини вскоре после крещенских праздников садится писать отчаянное письмо графу Миниху. Полковник фортификации просит о помощи недавно пожалованного генерал-фельдмаршала.

«Мой Господин.

Глубокое уважение, которое я испытываю к заслугам Вашего Высочества, торопит меня свидетельствовать Вам вместе с моим нижайшим почтением надежду быть принятым Вами со столь щедрой добротой, с которой Вы всегда оберегали мои интересы… Вашему Высочеству хорошо известна моя длительная служба… начиная с 1703 г., с начала основания Санктпетербурга, когда там были только пустоши, леса и вода… Я нижайший должен быть благодарен милосердию Его Императорского Величества который соблаговолил своей милостью… Будучи произведен в полковники фортификации милостью Его Величества Императора Петра Великого пребываю в должности с 1726 года до нынешнего нового года. И потому позволяю себе изложить Вашему Высочеству, как Ея Императорское Величество Императрица Екатерина, благочестивой памяти скончавшаяся в 1726 г., повелела мне послать в Италию моего старшего сына, восприемником которого был Император Петр Великий, который его нарек собственным именем, чтобы он там учился, распорядившись, чтобы Его Высочество князь Меншиков давал 200 рублей в год на его содержание. Однако мне пришлось содержать его на мои собственные средства, как я продолжаю делать, никогда ничего не получив, и будучи обязанным содержать одновременно две семьи…

Мне кажется однако разумным дать мне какую-то субсидию, чтобы поддержать меня в старости обремененной многочисленной семьей… Признаю милость, которую оказала мне Ее Величество Императрица, подарив мне деревушку, но эта деревушка до сих пор стоит мне только больших расходов, так как требует много денег для приведения ее в хорошее состояние, а не дает доходов. Вот почему беру на себя смелость представить Вам все вышеозначенные мотивы, все очень известные…

Возлагаю всю надежду на милосердие Ее Императорского Величества, чтобы оно смилостивилось и призрело за верность моей службы. И это с помощью Вашего щедрого сердца, которому я навсегда до смерти сохраню всяческое признание, с нижайшим почтением, мой господин

Спб.

февраля 25

1731

очень смиренный и последний слуга

Доминико Трезини».