Великие зодчие Санкт-Петербурга. Трезини. Растрелли. Росси

Порой просил принести ему из мастерской чертежи. И тогда, обложившись подушками, начинал медленно, обстоятельно разглядывать их. Будто чужие. Будто впервые увидел. Бывало, радовался, но, случалось, и огорчался. Стучал высохшим кулаком по острой коленке и зло ругался, как не заметил решения простого и удачного. Особенно печалился, когда смотрел рисунки Александро-Невского монастыря. Долго и так и сяк крутил чертеж колокольни собора: «Жаль, что не будет в городе еще одной вертикали… Какой красивый шпиц мог быть…» А потом наступил день, когда и рисунки, и чертежи стали неинтересны. Архитектор угасал, как угасают старики, нежданно лишившиеся цели и смысла жизни… 19 февраля 1734 года, ровно через тридцать лет после отъезда молодого и полного сил зодчего из Москвы в Петербург, Доминико Трезини скончался. Умер в пять утра. В тот час, когда обычно в течение долгих десятилетий начинал трудовой день.

Запись о его смерти сделал каноник церкви Михаила Архангела. В доме на 2-й линии Васильевского острова завесили зеркала.

Хоронили Доминико на шестой день. Старые денщики и верные помощники вынесли гроб и установили на санях. Родные и близкие расселись по возкам, и длинный похоронный поезд выкатился на широкий простор замерзшей Невы.

Никаких документов о траурной церемонии в архивах нет. Но проводить Доминико Трезини пришло, вероятно, много людей. И те, с кем дружил, общался, работал. И те, кто, недовольный новым правлением и новыми временщиками, видел в Трезини «птенца гнезда Петрова», представителя славного прошлого.

Сани скользили по льду мимо зданий, возведенных или замысленных первым строителем Петербурга. В этом городе почти все было связано с его именем. Мимо Гостиного двора, мимо вишнево-красных стен крепости к Выборгской стороне. А в ясном морозном небе высоко над Санкт-Петербургом на шпиле собора беззвучно трубил золотой ангел, провожая в последний путь своего создателя.

Похоронили Трезини при церкви Сампсония Странноприимца, целителя всех больных. Она стояла между «Гошпиталью», возведенной архитектором, и поселением батальона Канцелярии от строений.

При церкви существовало небольшое кладбище. После построения Госпиталя оно стало разрастаться. А вскоре пришлось выделить участок и для многих иноземцев, умерших в Петербурге. Кладбище заняло место между будущим Сампсониевским проспектом и Нюстадтской улицей (ныне Лесной проспект). В 1728 году деревянную церковь начали перестраивать в камне. Она сохранилась и по сей день — с шатровой колокольней, с галереями по боковым сторонам, совсем не похожая на прочие петербургские храмы. Здесь и нашел свое последнее пристанище Доминико Трезини. «При той Сампсониевской церкви христианского народа в погребении многое число и знатных и всяких персон», — писал ее священник В. Терлецкий.

Случилось так, что через шесть лет рядом с церковью похоронили и архитектора Петра Еропкина. Его казнили вместе с кабинет-министром А. Волынским и советником Адмиралтейства А. Хрущовым по требованию Бирона и приказу Анны Иоанновны. В 1885 году на могиле страдальцев установили памятник, доживший до наших дней. А след могилы Трезини потерялся.

Во второй половине XVIII столетия иноверческое кладбище застроили. А православное стало теперь частью парка. Но уцелели на стенах колокольни чугунные доски с обращением Петра к солдатам в утро Полтавской битвы.

Уроженец Тессина, архитектор Доминико Трезини, прозванный Андреем Трезином, был верным «солдатом» всех реформ и преобразований Петра Великого. Посему и слова государя, отлитые в чугуне, могут с полным правом служить эпитафией первому зодчему Петербурга: «Сыны отечества, чады мои возлюбленныя! Пóтом трудов своих создал я вас; без вас государству, как телу без души, жить невозможно. Вы, имея любовь… к отечеству, славе и ко мне, не щадили живота своего… Дела наши никогда не будут забвенны у потомства».

Однако имя и дела архитектора запамятовали быстро. Строгие, рациональные строения его не вызывали интереса. Время требовало дворцов, напоминающих порой гигантские драгоценности, и конюшен, похожих на дворцы. Чем ничтожнее личность правителя, тем больше жаждет он поклонения и тем сильнее алчет роскоши. Само имя Трезини напоминало совсем другие времена, когда достоинством считали деловитость, скромность, заботу об общем благе. Теперь деловитость опять стала уделом работных людей, скромность — свидетельством бедности и отдаленности от двора. А словами об общем благе прикрывали беззастенчивое обогащение.

VI

Доминико Трезини попытался сам напомнить о себе. Незавершенными строениями Госпиталя и Коллегий, допущенными просчетами.