«Дорогая Глория,
Благодаря чистой удаче до моего внимания дошел материал, который, как я думаю, будет самым подходящим для Вас. Мне бы хотелось видеть, как Вы начнете с чего-то, что принесет Вам известность. В то же время если очень красивая девушка Вашего типажа окажется в кадре с одной из довольно поношенных кинозвезд, которые являются неизбежным бедствием для любой съемочной компании, то, скорее всего, пойдут разные пересуды. Но есть «вставная» роль молоденькой девушки в картине Перси Б. Дебриса, которая, как я полагаю, просто создана для Вас и принесет Вам известность. Уилла Сэйбл и Гастон Мирс исполняют характерные роли, а Вы, полагаю, сыграете роль ее младшей сестры.
Так или иначе, Перси Б. Дебрис, который режиссирует картину, говорит, что если Вы придете в студию завтра (в четверг), то он устроит пробный прогон. Если десять часов Вас устраивает, я встречу Вас там в это время.
С наилучшими пожеланиями,
Глория решила, что Энтони не стоит знать об этом до тех пор, пока она не получит определенную позицию, поэтому на следующее утро она оделась и ушла из квартиры до того, как он проснулся. Ее зеркальце, как она считала, поведало ей практически то же самое, что и раньше. Она гадала, могли ли сохраниться какие-то остаточные следы недавней болезни. Она немного похудела и несколько дней назад вообразила, что ее щеки стали чуточку тоньше, – но она считала, что это преходящее состояние и в этот конкретный день она выглядит такой же свежей, как всегда. Она купила и примерила новую шляпку, а поскольку день выдался теплый, она оставила леопардовую шкуру дома.
В студии «Образцовое кино» о ее прибытии объявили по телефону и сообщили, что мистер Блэк сейчас спустится к ней. Она огляделась по сторонам. Две девушки шли в сопровождении маленького толстяка в модном пиджаке со скошенными нагрудными карманами; одна из них указала на кипу тонких пакетов, сложенных у стены до высоты груди и тянувшихся на добрых двадцать футов.
– Это студийная почта, – объяснил толстяк. – Фотографии кинозвезд, которые сотрудничают с «Образцовым кино».
– О!
– На каждой стоит автограф Флоренс Келли, Гастона Мирса или Мака Доджа, – он доверительно подмигнул. – По крайней мере, когда Минни Макглук из Саук-Центр[251]
получит фотографию, которую она заказывала, то будет думать, что это автограф.– Это просто штамп?
– Конечно. Им понадобилось бы работать восемь часов в день, чтобы подписать половину фотографий. Говорят, студийная почта Мэри Пикфорд обходится ей в пятьдесят тысяч в год.
– Ничего себе!
– Конечно. Пятьдесят тысяч. Но это лучшая реклама, какая только есть…
Они вышли за пределы слышимости, и почти сразу же появился Блокман, – смуглый обходительный джентльмен лет тридцати пяти на вид, который с теплой учтивостью приветствовал ее и сообщил, что она совершенно не изменилась за три года. Он привел ее в огромный зал, не уступавший по размерам оружейному складу и разделенный чередующимися съемочными площадками и слепящими рядами незнакомых огней. Каждая площадка была обозначена большими белыми буквами: «Компания Гастона Мирса», «Компания Мака Доджа» или просто «Образцовое кино».
– Вам приходилось посещать киностудию?
– Нет, никогда.
Ей понравилось. Здесь не было гнетущей замкнутости, запахов грима и грязных безвкусных костюмов, которые когда-то возмущали ее за кулисами музыкальных комедий. Эта работа совершалась в чистой утренней атмосфере; все приспособления выглядели красочными, дорогими и новыми. На площадке, задрапированной колоритным маньчжурским занавесом, в соответствии с указаниями из мегафона по сцене расхаживал настоящий китаец, в то время как огромный сверкающий механизм выдавал на-гора старинный нравоучительный текст для просвещения национального духа.
К ним подошел рыжеволосый мужчина и с фамильярным уважением обратился к Блокману, который ответил:
– Добрый день, Дебрис. Хочу познакомить тебя с миссис Пэтч… Как я уже объяснил, она хочет сниматься в кино… Ладно, куда пойдем?