Великий Гэтсби (The Great Gatsby)

But I am slow-thinking and full of interior rules that act as brakes on my desires, and I knew that first I had to get myself definitely out of that tangle back home.	Но я тяжел на подъем и опутан множеством внутренних правил, которые служат тормозом для моих желаний, и я твердо знал, что прежде всего должен выпутаться из того недоразумения дома.
I'd been writing letters once a week and signing them:	Я раз в неделю писал туда письма, подписываясь:
"Love, Nick," and all I could think of was how, when that certain girl played tennis, a faint mustache of perspiration appeared on her upper lip.	"С приветом, Ник", а думая о той, кому они были адресованы, я вспоминал только светлые усики пота, выступавшие над ее верхней губой, когда она играла в теннис.
Nevertheless there was a vague understanding that had to be tactfully broken off before I was free.	Но все же какие-то неопределенные узы соединяли нас, и нужно было тактично разомкнуть их - без этого я не мог считать себя свободным.
Every one suspects himself of at least one of the cardinal virtues, and this is mine: I am one of the few honest people that I have ever known.	Каждый человек склонен подозревать за собой хотя бы одну фундаментальную добродетель; я, например, считаю себя одним из немногих честных людей, которые мне известны.
Chapter IV	ГЛАВА IV
On Sunday morning while church bells rang in the villages alongshore, the world and its mistress returned to Gatsby's house and twinkled hilariously on his lawn.	По воскресеньям с утра, когда в церквах прибрежных поселков еще шел колокольный перезвон, весь большой и средний свет съезжался к Гэтсби и веселым роем заполнял его усадьбу.
"He's a bootlegger," said the young ladies, moving somewhere between his cocktails and his flowers.	- Он бутлегер, - шептались дамы, попивая его коктейли и нюхая его цветы.
"One time he killed a man who had found out that he was nephew to Von Hindenburg and second cousin to the devil.	- Он племянник фон Гинденбурга и троюродный брат дьявола, и он убил человека, который об этом проведал.
Reach me a rose, honey, and pour me a last drop into that there crystal glass."	Сорви мне розу, душенька, и налей, кстати, еще глоточек вон в тот хрустальный бокал.
Once I wrote down on the empty spaces of a timetable the names of those who came to Gatsby's house that summer.	Я как-то стал записывать на полях железнодорожного расписания имена гостей, бывавших у Гэтсби в то лето.
It is an old time-table now, disintegrating at its folds, and headed	На расписании стоит штамп
"This schedule in effect July 5th, 1922."	"Вводится с 5 июля 1922 года", оно давно устарело, и бумага потерлась на сгибах.
But I can still read the gray names, and they will give you a better impression than my generalities of those who accepted Gatsby's hospitality and paid him the subtle tribute of knowing nothing whatever about him.	Но выцветшие записи еще можно разобрать и по ним легче, чем по моим банальным суждениям, представить себе то общество, которое пользовалось гостеприимством Гэтсби, любезно платя хозяину тем, что ровным счетом ничего о нем не знало.
From East Egg, then, came the Chester Beckers and the Leeches, and a man named Bunsen, whom I knew at Yale, and Doctor Webster Civet, who was drowned last summer up in Maine.	Из Ист-Эгга приезжали Честер-Беккеры, и Личи, и некто Бунзен, мой университетский знакомый, и доктор Уэбстер Сивет, тот самый, что прошлым летом утонул в штате Мэн.