Великий государь

— Да нет. Я хочу увидеть Ксюшу, услышать её голос, сам сказать доброе слово.

— И скажи, а она услышит.

— Пусти меня к ней, а так что же?

— Да спит уже отроковица, — пустилась на хитрость Катерина.

— И хорошо. Дозволь на спящую глянуть. Ведь я же царь. Мне можно.

— Не желай себе худа, царь-батюшка. Ксюша для тебя токмо горе неизбывное, -твёрдо стояла на своём Катерина: не пускать царя в девичью.

Царь и Катерина стояли так близко друг к другу, что казалось, касаются грудью. Михаил даже пытался оттеснить Катерину.

— Не будет мне от Ксюши никакого лиха. — И тут Михаил сказал такое, от чего у Катерины зашлось сердце: — Ведь ты же токмо радость приносила батюшке. Божьей благодатью ты ему была!

— Господи, да откуда тебе ведомо, кем я для него была?!

— Слышал я твой разговор с матушкой. Ан батюшку я не осуждаю.

— Но твой батюшка был токмо князь и боярин. Ты же — царь.

— Что с того, ежели я покой потерял. У меня и душа и сердце есть, — пожаловался печально Михаил.

Катерина поняла царя. Да и как не понять, ежели знала, какой силы ожёг его огонь. И попыталась заглянуть в будущее дочери, узнать, что там, за окоёмом. Но странно, ничего не смогла увидеть. И поняла, что дочь сильнее её и крепко оберегает от постороннего ока свой мир. Ещё поняла, что уж если у Ксении загорится в душе свеча и Михаил будет ей люб, ничто не остановит девицу на пути к нему. И в сей миг поди царь шёл к ней по её воле. И Катерина уступила потерявшему покой царю, во всём положилась на волю Божью. Она склонила перед царём голову и отошла в сторону. И он, словно на крыльях, полетел к девичьей. Сама Катерина прошла в трапезную, незаметно села близ мужа и просила небесные силы, чтобы они не побудили в сей час Филарета искать сына.

Филарет и впрямь забыл в этот вечер о Михаиле. Он с вниманием и с болью в глазах слушал рассказ митрополита Ефрема о напрасных гонениях архимандрита Дионисия, сильного воителя и защитника отечества, и прежде всего Троице-Сергиевой лавры.

— Суд над Дионисием, ты уж прости, владыко, за истину, — продолжал Ефрем, — учинила старица Марфа-государыня по навету на него злых людей. И был сей суд возмутительный, издевательный и несправедливый. Вина же Дионисия малая: избавил молитву о водоосвещении от ненужной добавки «и огнём».

— Да и не вина сие, а доброе побуждение! — невольно воскликнула Катерина, хорошо зная благочестивого Дионисия.

Филарет выслушал Ефрема внимательно, на Катерину глянул. Он верил, что и Ефрем и Катерина не вознесут напраслины. И ответное слово его было суровым:

— Дионисий истинный боголюбец и великий радетель за православную веру. Я сниму с него опалу, кто бы её ни наложил.

В сей миг за спиной Филарета возник царь Михаил. Катерина заметила, что лицо его было освещено светлым сиянием. И Катерина поняла, что встреча царя и Ксюши была им во благо. Она и сама посветлела лицом, а чтобы Филарет сего не заметил, потянулась за кубком и выпила медовухи.

Однако Филарет заметил-таки отсутствие сына за столом, но не предал сему значения, мало ли что увело его. И беседа за столом не прервалась. Она давала будущему патриарху большую пищу для размышлений и пробудила в нём жажду деяний... Он ещё раз подумал о том, что для него кончилось время созерцательной московской жизни, что пришла пора страдных дел.

Глава двадцатая Филарет — патриарх всея Руси

Ни у одного из священнослужителей, князей веры, кто возглавлял Рускую Православную Церковь, не было таких терний на долгом пути к патриаршеству, какие выпали на долю Филарета. Истинно мученический путь прошёл сей пастырь с той поры, как в 1601 году подвергся со стороны Бориса Годунова опале, был пострижен в монахи и сослан в Антониево-Сийский монастырь, в северные земли под жестокий надзор приставов. Ан Русская Православная Церковь не сочла возможным причислить Филарета к лику святых. Поди и справедливо. По нраву своему, по духу он никогда не думал посвящать себя служению Господу Богу. В молодости — щёголь, любвеобильный князь, лихой гулёна и тут же человек, жаждущий познать все светские науки, в зрелые годы — думный боярин, государственный муж, политик, рьяно пекущийся о державном благополучии, нетерпимый к мшеломству, исправный христианин и не очень верный семьянин. Он никогда не задумывался над догмами веры, никогда не видел себя в роли подвижника православия, жил заботами, далёкими от церкви. Но судьбе было угодно изменить течение реки его жизни. Постриженный в монашество на сорок пятом году жизни, он не сразу смирился с отлучением от светской жизни. В монашестве нередко проявлял весёлый нрав, непочтительность к послушанию, забывал о молитве.