– Бога ради, – очень серьёзно повторил Григорий. – Бога ради почал там жить Антоний, моля Бога, помалу вкушая сухий хлеб и утоляя жажду малою водою. Работал он денно, копая новую пещеру ради служб святых Господу нашему. И не давая себе покоя ни днём ни ночью, в молитвах и трудах пребывая. Выходили к нему дикие звери и не трогали его, слетались к нему птицы, и он не трогал их, кормя с ладони крохами от малого хлеба своего. Услышали об этом добрые люди и стали приходить к нему. Приносили малое и получали от него большее. Великая слава пошла о нём, и приходили люди к Антонию под благословение. Было это при Ярославе Старом, деде твоего князя Олега Святославича. Но преставился великий князь, оставя за себя сына Изяслава и поделив землю Русскую меж другими сыновьями. Святославу, батюшке князя Олега, дал Чернигов с землёю Вятечской и Тьмутороканской, Всеволоду – Переяславль, Вячеславу – Смоленск, Игорю – Владимир. Уразумел? – спросил мних, прерывая сказ.
– Да, – кивнул Венец.
– Слушай, Данило, – вдруг совсем иным голосом, чуть даже переходя на шёпот, сказал Григорий. – Было мне свыше сойдено в душу на молитве в келье, тому уже с месяц назад. Сказано было: «Придёт отрок малый, ему талан Богом даден, не дай, Григорий, дабы закопал он дар божий!» Уразумел?
– Что?
– Не ты ли этот отрок, думаю я?
Венец вздохнул.
– Не было, брат, дара мне. Тому лето одно вывез меня князь Олег из дебрей лесных. Тамо и крещён был в Святом роднике Веннице по древнему обряду именем Венец. А в Новгороде Северском дадено мне новое святое крещение, а крестными родителями стали князь Олег с княгинею. Выходит, младенец я – Данило-то. Вот и весь Дар мой!
– Ты грамотный? – то ли спросил, то ли утвердил знаемое.
Венец вздохнул:
– И письменный я…
– Так! Вот он и талан твой – дар божий! – с жаром заговорил Григорий. – Его-то и нельзя зарыть… Как, ты говоришь, кличут в миру тебя? Венец? «И возложили на него багряницу и венец терновый», – задумчиво произнёс монах.
– На кого? – спросил робко Венец.
– Не знаешь?
– Нет, – сознался, слыша в себе желание знать.
– Господи, проясни разум мой, – взмолился Григорий, в голосе его задрожали слёзы.
– Ты о чём, брате, о чём? – Венцу стало страшно. Что-то тайное совершалось тут, в этой душной июльской ночи, совсем рядом, в нём самом и в юном монахе, что молился, упав на колени. Венец ощутил слёзы на щеках и пал ниц рядом.
– Господи, проясни разум мой…
Потом они опять тесно сидели рядом. И всё ещё была тёмная ночь.
– Веришь ли в Единого Бога Отца Вседержителя и в Господа Исуса Христа, Сына Божьего, и в Духа Святаго животворящего, иже от Отца исходящего? – спросил Григорий.
– Верю.
И это была правда, которую осознал и принял мальчик, только-только, вот тут, молясь рядом с таким странным, но ставшим в одночасье близким человеком. После Игоря Григорий – первейший из всех людей для Венца. Из всех, из всех… Но почему после Игоря? Почему он первый? На это Венец не находил ответа.
– Брат, – тихо позвал Григория.
Тот положил руку на плечо, погладил, как это почасту делал малой своей рукою Игорь.
– Брат, будешь сказывать дальше?
– И сидя на столе отца своего, прознал Изяслав о Великом Антонии. И придя к нему с дружиною своею, просил у него благословения и молитв. И уведан был во всём Великий Антоний, и чтим всеми.
Начали приходить к нему братья, он же их принимал, благословлял и постригал. И собралось к нему их поначалу двенадцать верных душ. Работая и молясь, ископали они большую пещеру и церковь в ней учредили, и кельи, с того и начался Святой Печерский Киевский монастырь – первый на Руси. Собрав братию всю, как-то сказал им Антоний: «Это Бог соединил вас, братья, от благословения Святой Горы, иде же постриг меня игумен Святогорский, а я вас постриг. Да будет на вас благословение первое от Бога, а второе – от Святых Гор». И ещё сказал им Святой Антоний: «Живите вместе, а я поставлю вам игумена и хочу в ином месте сесть один, как и прежде, привыкнув к уединению».
Поставил им игумена именем Варлаам, а сам ушёл в горы и, найдя любое Богу место, ископал себе пещерку и жил в ней в молитвах и добродетели, творя подвиг, и всеми почитаемый. И не было на Руси святее и мудрее человека.
Однако в те годы заратилась меж собою княжеская Русь. И беда та по сей день не улеглась, дремлет. А проснётся – снова погибь пойдёт по Руси. Тогда это так было. Когда преставился князь Вячеслав Смоленский, князь киевский Изяслав ради сына своего вывел из Владимира брата Игоря и дал ему Смоленск…
Тут, брате, внимай строго каждому слову моему, – попросил Григорий. – Тут узел всех бед земли нашей, о чём не хотят помнить князья, а особливо нынешний великий киевский Мономах. С этой беды всё зло пролилось и на князя нашего Олега Святославича, а паче прольётся на чад его. О том уразуми и запомни.