Великий князь Николай Николаевич

Вместе с генералом Ивановым решено было отправить в столицу находившийся при Ставке Георгиевский батальон. Батальон этот был сформирован для охраны царской резиденции в Могилеве исключительно из заслуженных георгиевских кавалеров. Вследствие тщательного отбора офицеров и солдат он считался безукоризненно твердым и в качестве такового подлежал отправлению в столицу.

Независимо оттого Ставка сделала со своей стороны распоряжение о том, чтобы в состав войск генерала Иванова были немедленно же командированы от каждого фронта (исключая Румынский) особые отряды из наиболее прочных частей войск.

Однако действия генерала Иванова вылились в чрезвычайно нерешительные формы: его поезд не был пропущен в столицу, а следовавшие к нему отряды войск к моменту развязки частью запоздали, частью же не дошли до своего назначения, будучи распропагандированы в пути.

7. Накануне отречения императора Николая II от всероссийского престола

Ко времени изложенных событий я, откомандовав около года корпусом, был назначен начальником штаба армий Северного фронта. Главнокомандующим войсками этого фронта был генерал-адъютант Н.В. Рузский.

«Николай Владимирович Рузский, – сказал мне при личном свидании в г. Могилеве генерал Алексеев, – по состоянию своего здоровья нуждается в опытном начальнике штаба, и государь считает вас очень полезным на этом посту. Этими соображениями должна быть для вас исключена возможность отказа. Впрочем, вы те же слова услышите лично от государя на завтраке», – добавил он, следуя вместе со мной в губернаторский дом, где проживал император…

В своей новой должности я находился с середины августа 1916 г. в Пскове – месте расположения штаба названного фронта, в ближайшем соседстве с Петроградом. Мне пришлось провести очень беспокойную осень 1916 г., и там же меня застали тревожные мартовские дни.

14 марта после полудня я вполне неожиданно получил телеграмму от дворцового коменданта генерала Воейкова о том, что через станцию Дно в Псков следует государь император. Телеграмма была подана в Старой Руссе, и в ней не было никаких отметок ни о цели поездки, ни о времени прибытия императорского поезда.

Эта телеграмма, как я уже сказал, была для командования Северным фронтом полной неожиданностью, так как еще накануне мы получили сообщение генерала Алексеева о предстоящей поездке императора Николая II в Царское Село.

Но почему потребовалось изменение направления императорского поезда? Для нас это оставалось загадкой.

Выяснив спешно время прибытия императорского поезда в Псков, генерал Рузский и я выехали на вокзал встретить царя. Только около 8 часов вечера, уже в полной темноте, ожидаемый поезд подошел к дебаркадеру.

Мы тотчас же были приняты государем в хорошо мне известном зеленом салоне, составлявшем переднюю часть вагона-столовой. Государь был в темно-сером бешмете, перепоясанный узким черным ремнем с серебряными украшениями. Встретив нас с обычной любезностью, он спокойным голосом объяснил, что по пути в Царское его поезд был задержан известием о том, что ст. Любань занята вооруженным отрядом революционеров, почему он и решил свернуть на Псков, в надежде проехать в Царское Село по Северо-Западной линии через Лугу.

После обеда, к которому мы оба были приглашены государем и который в обстановке прибытия поезда показался нам крайне тягостным, я поспешил уехать в город в штаб; генерал же Рузский остался у царя для более подробной беседы о сложившейся обстановке. В течение надвигающегося вечера я дважды заезжал на вокзал: один раз с телеграммой генерала Алексеева на имя государя, в которой излагалась просьба о даровании стране ответственного министерства с М.В. Родзянко во главе, и другой раз с извещением, что ст. Луга – в руках восставших, что делало уже невозможным беспрепятственное направление императорского и свитского поездов на север.

Поздно вечером вышел от царя главнокомандующий. Он казался очень утомленным и кратко сообщил мне о согласии государя на министерство Родзянко, ответственное перед законодательными учреждениями. Неразрешенным оставался лишь вопрос о порядке назначения министров: иностранных дел, военного и морского, которых государь желал оставить не связанными с остальным кабинетом.

«Я надеюсь, что это удовлетворит восставших», – добавил в конце своей беседы Н.В. Рузский.

Однако из ночной беседы последнего по прямому проводу с М.В. Родзянко выяснилось, что к тому времени революционные требования в столице стали гораздо обширнее. «Грозные требования отречения в пользу сына при регентстве Михаила Александровича, – передавал председатель Государственной думы, – становятся вполне определенными…»