В 10 часов утра 15 марта главнокомандующий вторично посетил государя и передал ему содержание своей ночной беседы с Родзянко. Во время этой беседы генералу Рузскому была передана присланная ему циркулярная телеграмма из Ставки от генерала Алексеева ко всем главнокомандующим, не исключая и великого князя Николая Николаевича, в которой начальник штаба государя высказывался подобно Родзянко в пользу отречения. Генерал Алексеев просил главнокомандующих в случае их согласия с его мнением телеграфировать их ходатайства об отречении непосредственно Его Величеству.
Ввиду содержания этой телеграммы царь согласился с мнением Н.В. Рузского об отсрочке окончательного решения до получения соответственных ответов.
Вскоре от генерала Алексеева поступила новая телеграмма на высочайшее имя, в которой дословно передавались ответы от главнокомандующих Кавказским, Юго-Западным и Западным фронтами, являвшиеся, в сущности, ходатайствами об отречении.
Великий князь Николай Николаевич телеграфировал:
«Генерал-адъютант Алексеев сообщает мне создавшуюся небывало роковую обстановку и просит меня поддержать его мнение, что победоносный конец войны, столь необходимый для блага и будущности России и спасения династии, вызывает принятие сверхмеры.
Я, как верноподданный, считаю по долгу присяги и по духу присяги необходимым коленопреклоненно молить Ваше Императорское Величество спасти Россию и Вашего наследника, зная чувство святой любви Вашей к России и к нему.
Осенив себя крестным знамением, передайте ему Ваше наследие.
Другого выхода нет. Как никогда в жизни, с особо горячей молитвой молю Бога подкрепить и направить Вас. Генерал-адъютант Николай».
Несколько позднее были получены телеграммы от главнокомандующего Румынским фронтом и командующего Балтийским флотом вице-адмирала Непенина.
Адмирал Непенин писал: «С огромным трудом удерживаю в повиновении флот и вверенные мне войска… Если решение не будет принято в течение ближайших же часов, то это повлечет за собой катастрофу с неисчислимыми бедствиями для нашей Родины».
Здесь важно отметить, что и Временным комитетом членов Государственной думы, Ставкой и главнокомандующими фронтами вопрос об отречении императора Николая II трактовался во имя сохранения России и доведения ею войны до конца, не в качестве насильственного акта или какого-либо революционного действа, а с точки зрения вполне лояльного совета или ходатайства, окончательное решение по которому должно было исходить от самого императора. Таким образом, нельзя упрекать этих лиц, как это делают некоторые партийные деятели, в какой-либо измене или предательстве. Они только честно и откровенно выразили свое мнение, что актом добровольного отречения императора Николая II от престола могло быть, по их мнению, обеспечено достижение военного успеха и дальнейшее развитие русской государственности. Если они ошиблись, то в этом едва ли их вина. Генерал Рузский, собираясь с этими телеграммами к царю и намереваясь присоединиться к их содержанию, просил также своих ближайших сотрудников – меня, как начальника штаба, и генерала Саввича – главного начальника снабжений армий и тыла фронта, не видевших также иного исхода для успокоения страны и возможности доведения войны до конца, присутствовать при докладе для подкрепления нашим мнением его доводов. «Государь уже осведомлен о том, что я приеду с вами…» – сказал Н.В. Рузский.
Император Николай встретил нас в том же зеленом салоне своего вагона-столовой. Он казался спокойным, но был несколько бледнее обыкновенного: видно было, что он провел большую часть ночи без сна. Одет он был в той же темно-серой черкеске, с кинжалом в серебряных ножнах на поясе.
Усевшись у небольшого четырехугольного стола, государь стал внимательно слушать Н.В. Рузского. Последний, сидя против императора, медленным голосом стал докладывать о всем происшедшем за истекшие часы и, дойдя до телеграммы генерала Алексеева с ответными ходатайствами старших войсковых начальников, просил государя лично ознакомиться с их содержанием.
Затем Н.В. Рузский, отчеканивая каждое слово, стал излагать свое собственное мнение, клонившееся к выводу о невозможности для государя принять какое-либо иное решение, кроме того, которое подсказывалось советами запрошенных лиц. В конце своего доклада главнокомандующий просил выслушать и наше мнение.
Мы с генералом Саввичем, остававшиеся во все время этой сцены стоя, подтвердили в общем мнение, намеченное председателем Государственной думы и поддержанное старшими начальниками действующей армии.
Наступило гробовое молчание.
Государь, видимо, волновался. Несколько раз он бессознательно взглядывал в плотно завешенное окно вагона. Затем, встав и быстро повернувшись в нашу сторону, перекрестился широким крестом и произнес: «Я решился… Я решил отказаться от престола в пользу своего сына Алексея!.. Благодарю вас всех за доблестную и верную службу. Надеюсь, что она будет продолжаться и при моем сыне…»