Великий Краббен

Вверх по растрескавшимся, грозившим покатиться в океан глыбам, в диком испуге мчался серый медведь-муравьятник. Перед тем как исчезнуть в душных бамбуках, он на мгновение приостановился и близоруко подмигнул нам крошечными глазами.

— Его испугался, что ли? — спросил я Серпа.

— Начальник!.. Да ты не туда!.. Не туда смотри!

Ругнувшись, я обернулся к воде.

Среди камней, злобно вспарывающих набегавшие на берег валы, на растревоженной, взрытой гальке здесь и там валялись останки порванного на куски сивуча. Судя по белесым шрамам, украшавшим когда-то зверя, это был не какой-то там сосунок; это был нормальный, видавший виды секач, с которым, как и с коровой Агафона, медведь-муравьятник связываться никогда не будет.

— Начальник! — шепотом позвал Серп.

Я бросил рюкзак на камни и зачем-то поддернул брюки.

— Не ходи к воде! Слышь, начальник! — заклинал Серп.

— Почему, черт возьми!

Но сделав два шага, я остановился. С мощной глыбы, нависающей над резко уходящим вниз дном, всмотрелся в медленную воду… Мутноватые пленки, солнечные блики, смутный лес водорослей, как инеем покрытых бесчисленными белесыми пузырьками… И что-то огромное… бурое…

Я задохнулся.

Что-то медленно колеблющееся… пытающееся всплыть…

«Нет! Не живое!» — вздохнул я облегченно. Затонувшая давно шхуна. Обросла водорослями, палуба как лужайка, вон из люка всплыла горбуша…

— Начальник! — молил Серп. — Вернись! Я же не смогу тебе помочь! Я — слабый!

От его шепота, от кружащих голову бездн, от смутных бликов, отсветов, отражений дикий холодок тронул мне спину, уколол корни волос…

Пусто. Душно. Тревожно.

Ободранные короткие пинии торчали над нами как вымахавшие под небо кусты укропа.

— Начальник, слышь! Уйди от воды!

…Вверх не вниз, сердце не выскочит.

Отдышались мы на плече кальдеры, Ловили запаленными ртами воздух, старались не глядеть друг на друга. Чего, правда, испугались?

Но ведь — сивуч!

Отдышались.

Сказкин даже заметил небрежно:

— Во вид, да? Картинка! Я за такой вид сорвал бы с Агафона не кастрюльку, а мешок сухофруктов!

Сейчас он был прав.

Глубоко дыша, я всматривался в открывшуюся перед нами панораму.

Правильной круглой формы, как выжженный автогеном, лежал перед нами колоссальный цирк, заполненный столь прозрачной водой, что мы угадали ее только по белой кайме наката, да по темной, проецирующейся в глубину тени плывущего одиноко бревна.

Замерев, забыв о закушенной в зубах папиросе, Серп Иванович сунул зажженную спичку обратно в коробок. Через секунду коробок взорвался. Сказкин отчаянно дернулся, отскочил от провала; коробок, оставив дымный след, исчез под карнизом. Ни я, ни Серп, мы не подошли к краю проследить его путь в кальдеру — пугали трещины, молниями побившие скальные глыбы.

— Во! — восхитился Сказкин. — Живешь и думаешь; все познал, все увидел. И вдруг — такое!

Гигантские клешни мысов почти смыкались на Камне-Льве, торчащем в узком проливе, соединяющем кальдеру с океаном, Островок, правда, походил на гривастого льва. Это сходство так потрясло Серпа, что он ругнулся:

— Черт!., Вот к пяти придем, скажу Агафоше: козел! Жизнь прожил, красоты не видел!

Он успокоился, сел в траву, перемотал портянки. Покатые его плечи быстро двигались — слабые зачатки будущих крыльев. К Львиной Пасти он сидел спиной. К Львиной Пасти он уже привык. Львиная Пасть его больше не интересовала. Он высматривал вдали домик Мальцева:

— Сидит, гад, чаи гоняет, а на его острове зверье давят, зверье рвут! Причем всех подряд! Непорядок! — Он взглянул на меня. — У нас, к примеру, в Бубенчикове кот жил: шерсть стопроцентная, драчлив, как три пьяных грека. Но и он не так — птичку возьмет, мышку возьмет, кошечку погоняет. Но вот корову не брал!

— Серп Иваныч, — прервал я его. — Зрение у тебя телескопическое, сам говорил. Отличись! Вон, смотри, на бережку, под скалами… Или кажется?

— Рыба! — завопил Сказкин.

Но не рыба это была. Нет на свете рыбы величиной с кита… Змея?.. Но кто встречал змею таких размеров?

— Хорош! — в голосе Сказкина сквозила настоящая радость. Двести метров вниз, да три километра плаву — такая дистанция Серпа устраивала. — Хорош! Нажрался сивучинки и спит. Небось ему чебуреки снятся.

Почему именно чебуреки, Сказкин не пояснил. Но пропавшие собаки Мальцева, его несчастная белая корова, наконец, неудачливый сивуч — все это сразу обрело систему.

Сказкин бухтел:

— Слышь, начальник, в нем все метров двадцать! Вот бы галстуков из него нарезать. На весь поселок хватило бы, и в Бубенчиково послал. А представляешь, какая печень?

— При чем тут печень?

— Витамины! Он же жрет разнообразную пищу! — Серп смело сплюнул под ноги и предложил: — Давай застрелим!

— С чего вдруг?

— Сам видишь: мучается.

— Да? — не понимал я волнений Серпа.

— Взгляни, тяжелый, а на камнях лежит. Знаешь, как камни в тело врезаются?

— Почему ты говоришь — он?

— А как надо? — удивился Серп. — Это же гад! Морской, но гад! У нас на балкере «Азов» такого вот в Атлантике наш старпом встретил. Чуть заикой не стал, при весе-то в сто десять!

— Гад столько весил?