Перед Анфедом и Ванечкой Надя в общем не стеснялась, разгуливала в очень открытом купальнике, но Кубыкин ее пугал – она сразу накинула халатик. Ванечка даже обиделся. Он не хотел, чтобы дура Надя вела себя по-умному. Это путало его представления о мире. Вот с таких, что ли, как Ванечка или Анфед, писать людей будущего? Глянув на кругленькое личико Ванечки, на его аккуратные, тонкие, почти птичьи усики, Веснин ощутил неприязнь – Ванечка ему не нравился. Вот живет человек, в сущности, неплохой, успешный, – диссертацию защитил, напечатал десяток интересных работ, а всем до него как до лампочки. А вот Анфед – типичный неудачник, но при этом все знают, случись что такое, на него можно положиться, он и в воду нырнет и в огонь залезет…
К черту! Это я от духоты бешусь.
Подлесок и сосны медленно затягивало дымкой.
Потемнели стволы, растаяла серебристая паутина, темное небо налилось изнутри лихорадочным смутным светом – бесшумным, призрачным, странным. Над Искитимом и над Улыбино давно хлестал жуткий дождь, а над базой все еще ворочалось электрическое томление. Ткнуть бы тучу, чтобы немедленно пролилась.
– Интересно, – вслух удивилась Надя, поднимая на Веснина смеющиеся глаза, – вот если бы сбывались тайные желания, хорошо бы это было?
– Конечно, хорошо, – незамедлительно отозвался Анфед и для убедительности прищелкнул пальцами. – Р-р-раз, и готово!
Он не пояснил, что значит это «р-р-раз», но все почему-то посмотрели на Надю, и она запахнула на груди халатик, а Кубыкин от напряжения рот раскрыл.
– А вот исполняйся наши тайные желания, – повторила Надя, – вот ты, Анфед, ты бы чего пожелал?
– Леща! – ни секунды не потратил на размышления Анфед и, уловив двусмысленность своего тайного желания, поправился: – Крупного речного леща. Вот от сих до сих. Чтобы я его от хвоста до обеда чистил.
Анфед помолчал и вздохнул печально:
– Только таких лещей не бывает.
Ослепительная вспышка полыхнула в сухом вечернем небе, ярко высветила палатки, кружки с чаем, костерок. Надины вопросы почему-то заинтересовали Кубыкина, он смотрел на нее жадно, масса сомнений мерцала в черных выпуклых глазах, как козырьками прикрытых крыльями могучих бровей.
– Кубыкин, а, Кубыкин? – пожалела его Надя. – Вот если бы наши желания исполнялись, ты бы чего пожелал?
– Ну, как… – пожевал толстыми губами Кубыкин. – Авторитета… И, опять же, территории чистой… Еще палатки убрать до дождей… Они же как паруса, снимай их потом под ветром… – Кубыкин неопределенно повел перед собой короткой толстой рукой, а про себя подумал: «…и чтобы вы, дураки, веру знали в Кубыкина! Кубыкин не подведет, Кубыкин правду любит. Этот шар огненный, – я видел его. Не меньше метра диаметром…»
– Ванечка, – не унималась Надя. – А ты что молчишь?
Ванечка недовольно повел загорелым плечом:
– Увольте. Эти ваши фантазии.
И Веснин с новой силой почувствовал непреодолимую неприязнь к Ванечке, к его аккуратным тоненьким усикам, к уклончивому, часто равнодушному взгляду. Почему-то припомнилась зимовка на острове Котельном, было в его жизни такое. Там на станции оказался такой же вот чистенький аккуратист из Вологды – радист. Беленький, даже белесый. Как недосушенный гриб. В Вологде оставил жену, получал от нее радиограммы, но ни на грош ей не верил. За обедом, да и просто на дежурстве всем нервы тянул: дескать, как они там, все эти наши жены-сучки? Настроение у всех падало, стоило радисту открыть рот. Пришлось отправить его назад, на Большую землю.
Анфед вдруг хихикнул.
– Ты чего? – удивился Кубыкин.
– А есть у меня еще одно желание.
Все посмотрели на Анфеда.
Он застеснялся, но победил себя:
– Ногу… Сломать…
– Анфедушко! – протянула Надя. – Зачем?
– Ну как зачем, – совсем застеснялся Анфед – Это ж, считай, почти три месяца свободного времени. А если хорошо сломать, так все пять. И больничные идут, и на картошку не отправят. У нас один чудак так поломался, что, пока его лечили, докторскую написал.
Надя повернула смеющееся лицо к Веснину:
– А вы, товарищ писатель? Вы что хотите сломать?
– Судьбу, – хмыкнул Веснин.
– Есть причины?
– У кого их нет?
– Это вы за себя говорите, – ядовито ухмыльнулся Ванечка.
А дура Надя улыбнулась. Хорошо улыбнулась, без насмешки, будто поняла что-то. Веснину даже легче стало. Он всегда был такой: никакая ругань на него не действовала, но похвала, доброе слово… Даже подумал: может, все-таки прав Серов? Может, не с блокнотом надо прятаться в глухомани, а плюнуть на все и опять смотаться на Север? Да и в пустыне не скучно. Куда-нибудь в Учкудук. Забыть про черные дыры, квазары, метагалактики, забыть о пришельцах с Трента, выбросить из головы дурацкие космические теории. А еще закрутить роман… Он покосился на Наденьку… На пришельцах, что ли, стоит наш мир?
И почему-то вспомнил Савела Харина.