Великий крестовый поход

Тауно встал, возвышаясь над ней, накрыл ее виски ладонями и с тревогой произнес:

— Успокойся. Ведь Надя спокойна, потому что готова разделить мою судьбу.

Ингеборг еще дрожала, но все же отчасти овладела собой, хотя не осмелилась встретиться с ним взглядом.

— Найди кого-нибудь вместо себя, — простонала она. — Ты сможешь, если захочешь.

Нахмурившись, он выпустил ее.

— Я думал об этом, но Надя отказалась, и она права. Такая подмена будет нечестной, потому что на ней лежит проклятие.

— Но какая-нибудь отчаявшаяся девушка… или язычница, или… Ведь она многое получит от этого, разве не так? Тебя… в мужья… и что еще?

— Вечную молодость вилии, ее власть над воздухом и водой. И еще она сохранит свое любящее солнце тело. Да, кстати, Надя — очень ветреный и капризный дух.

— И все равно ты отыщешь многих, кто с радостью согласится на такую сделку.

— И откажется от Бога, не зная, какая судьба ее ждет, когда погибнет тело? Этого ни один волшебник не сумел мне сказать или узнать. — Тауно покачал головой. — Надя не согласится. И я, если хочу остаться честным после того, как она мне все объяснила, не имею права допустить такое.

Ингеборг подняла голову, умоляюще всплеснула руками:

— Но кем ты станешь?

— Этого я тоже не знаю, поскольку я существо волшебного мира, — ответил он. — Поэтому я и решил отложить все на несколько дней и ночей и провести их с тобой, моя верная подруга.

— Но разве ты… не боишься? Ведь ты никогда больше не будешь Тауно.

Он выпрямился во весь рост, отбросил на стену огромную тень.

— Я Тауно, которого зовут Смерть Спрутов! — загремел он. — Мне ли бояться принять в себя мою невесту?

Она долго сидела молча, пока он не коснулся ее, прошептав:

— Час уже поздний. Не пойти ли нам спать? Правда, сегодня после всех наших разговоров я смертельно устал. Давай просто выспимся. Ты ведь поймешь меня, Ингеборг? Ты всегда меня понимала.

* * *

Во второй комнате Ингеборг спала.

Когда дыхание Тауно стало ровным, она тихо встала, разожгла лучину от тлеющих в очаге угольков и от огонька лучины затеплила тонкую свечку. Потом вернулась в спальню. Свечка залила комнатку охряным полумраком, но его хватало, чтобы разглядеть Тауно.

Он не захотел укрываться одеялом и теперь, обнаженный, лежал на тюфяке на правом боку. Его грудная клетка поднималась и опускалась, заставляя шевелиться островки теней возле выпуклых мышц. Прядь волос упала на бровь, другая обвила челюсть. Лицо Тауно было невозмутимо-спокойным. На согнутой руке примостился урчащий кот.

Тоже обнаженная — она ощущала пятками соломинки, слышала шорох и улавливала ноздрями их еле ощутимый аромат, — Ингеборг осторожно подошла к постели, затем сняла со спины распятие. На том же колышке висел и талисман Тауно.

— Выброси его, — молила она. — Тогда ты обретешь спокойствие и будешь видеть свои, настоящие сны.

— Но ей будет так одиноко…

— Я вижу на тебе следы, оставленные мстительной природой. Разве Надя не захотела бы избавить тебя от них?

Опасаясь смотреть на Тауно дольше нескольких ударов сердца — а вдруг он проснется? — Ингеборг взяла талисман за шнурок и снова выскользнула в соседнюю комнату, закрыв за собой дверь. Там она облегченно вздохнула и подняла талисман за шнурок, осветив его огоньком свечи.

Он был легок и в то же время тяжел, как весь мир. Тускло поблескивающая кость превратилась в небосклон, накрывший ее бездонным куполом, под которым летела темнокрылая птица, заслоняя собой полную луну; она была землей внизу, она была морем. Купол отгородил ее от всех звуков, и тишина опустилась на нее безмолвным снегопадом, окутывая прохладой, пока во всей этой безбрежности не осталось никого, кроме нее.

И когда наступила полная тишина, Ингеборг услышала в глубине своей души еле слышный голос, похожий на умирающее эхо:

— Кто ты? Чего ты хочешь?

— Я Ингеборг, сестра твоя, которая тоже любит его.

Поставив свечку в подсвечник, Ингеборг надела через голову шнурок, откинула волосы, пропуская его на шею, и кусочек кости улегся у нее на груди. Она развела груди, опуская его к сердцу, и стиснула пальцами.

И тогда где-то внутри она ясно услышала полные тоски слова:

— Ингеборг. Да. Ты обладала тем, что мне не дано. Я рада узнать тебя. Он все время вспоминал тебя.

Удивление:

— Что, ты об этом не знала? Но это так.

Позднее:

— Но ведь он твой, Надя.

— Он совершил ошибку. Если бы я могла предвидеть такое, то убежала бы от него… наверное… Но теперь я не могу убежать.

— Конечно, не можешь.

Потом, робко:

— Ингеборг?

— Да.

— Я боюсь, Ингеборг. Нет, не за себя. За него. Ты ведь знаешь, что он хочет сделать.

— Знаю. И подумай, почему я с тобой заговорила.

— Но… Ты? — Ошеломленно: — Нет! Мне нельзя!

— Почему нет?

— На мне лежит проклятие.

— Ну и что?

— Тогда оно перейдет и на тебя. Нет, не могу.

— Даже если я страстно хочу этого?

— Быть такого не может. Ведь тебя ждут небеса.

— Зачем они мне без него?

— Но он не знает, что станет с нами… мной-тобой… в Судный день.

Ингеборг подняла голову. По ее лицу заплясали отблески свечи.

— А ты этого страшишься?

— Должна страшиться. Из-за тебя.