Великий крестовый поход

Нильс вернулся из церкви мрачнее тучи. Эйян, одетая не хуже богатой госпожи, встретила его у дверей. Увидев выражение его лица, она молча увлекла его в дальнюю комнату, где они могли поговорить наедине.

— Что случилось? — шепотом спросила она.

— Сегодня отец Эббе, мой священник, спросил, почему гости моего дома ни разу не были на мессе.

— Так он знает про нас?

— Как же ему не знать? Слуги и соседи любят посплетничать. — Нильс нахмурился, сунул большие пальцы рук за пояс, уставился в пол. — Я объяснил, что… вы замыслили некое тайное дело, которое может пострадать, если вас узнают, и по этой причине… посещаете другую церковь. Он промолчал, но лицо его стало еще угрюмее. Не сомневаюсь — он уверен, что я сплю с тобой, а Ингеборг спит с Тауно… да еще в Великий пост. Правда, ни я, ни Ингеборг не признавались ему в этом на исповеди. Но до Пасхи нам придется признать сей грех, иначе мы не сможем принять причастие.

— Не станет ли ваше признание опасным? Ведь все знают, что вы не женаты.

Нильс взглянул на нее и криво усмехнулся.

— Это обычный грех. Священник велит нам прочитать пару молитв, вот и все — он не посмеет забыть обо всех добрых деяниях, на которые мы потратили свои деньги. Но если мы признаемся, что вновь согрешили с вами… с полукровками… и пошли на это сознательно, а не потому, что у нас не было выбора, то… боюсь, он прикажет немедленно изгнать вас. Ежели мы откажемся… даже если позабыть о наших душах и нашей безопасности, отлучение от церкви похоронит любую возможность помочь вам.

— Что ж, выход найти нетрудно, — весело сказала Эйян. — Признайся в грехе, но не открывай ему нашей сущности. А мы с Тауно станем ходить на мессы в его церковь — вряд ли лики на иконах отвернутся от нас, — если ты подскажешь, как нам там себя вести.

— Нет! — Нильс отшатнулся, едва не задохнувшись от ужаса. — Ты даже не поняла, что сказала!

Эйян досадливо тряхнула рыжей головой:

— Наверное. В вашем христианстве для меня почти все лишено смысла. — Подергав себя за платье, она выругалась. — Как мне хочется сорвать эту вонючую тряпку и искупаться в волнах…

— Моя вина и так достаточно велика. — Голос Нильса дрогнул. — Принять причастие, не признавшись в грехе на исповеди… едва Сатана поймает меня на этом, он тут же разожжет для меня огонь в аду.

Эйян встревожилась, шагнула к Нильсу и взяла его за руки.

— Мы с Тауно не имеем права допустить, чтобы вы пострадали из-за нас. Мы отправимся на юг сами — на рассвете…

— Нет, — повторил Нильс и заговорил так быстро, что начал запинаться. — Предать вас — самых близких моих друзей? Никогда. Останьтесь.

И тут же, словно ее присутствие вдохновило его, он радостно добавил:

— Послушай, что я придумал. Я устрою так, что нам отпустят грехи до Пасхи, а вы отправитесь в путь сразу после нее. И тогда отец Эббе вряд ли наложит на нас слишком уж суровую епитимью. В проповедях он частенько говорил, что следует помнить о долге перед теми, с кем плаваешь на одном корабле.

Эйян задумалась, потом сказала:

— Предположим, что ты умрешь раньше, чем исполнишь тот ритуал. Или, скажем, он потребует, чтобы ты отрекся от нас навсегда, а ты лишь сделаешь вид, будто выполнил его требование. Разве ты не окажешься проклят в обоих случаях?

— Может, да, а может, и нет. Рискну. Покаяться я попробую потом, но никогда не пожалею о том, что целовал тебя. — Он медленно прошелся взглядом по ее великолепной фигуре — словно вернувшийся изгнанник, шаг за шагом приближающийся к родному очагу. — Наоборот — я стану тосковать по тебе во сне и наяву до последнего удара сердца. И стану молиться о том, чтобы смерть настигла меня на палубе, а могилой мне стало море — твое море, Эйян.

— Слишком уж рано ты начал себя оплакивать, — заметила Эйян, обвивая руками его шею. — Брось, не надо. Еще не все наши поцелуи в прошлом, Нильс. — Немного позднее она шепнула: — До обеда еще есть время, а кушетка совсем рядом. И давай не станем упускать то, что плывет нам навстречу, пока прилив не унес это прочь.

* * *

— Есть хорошие новости, — сообщил Нильс Тауно. — Наконец-то нам удалось раздобыть для вас двоих христианские имена.

— Но у нас уже есть имена, — отозвался удивленный Тауно.

Из Копенгагена они выехали верхом по двум причинам — во-первых, нужно было переговорить наедине, а во-вторых, просто потому, что стоял прекрасный весенний день. Луг, по которому они сейчас ехали, покрывала яркая молодая травка, деревья недалекого леса казались окутанными зеленой дымкой. В бездонном голубом небе курлыкали возвращающиеся домой журавли, принося на крыльях лето и удачу. Свежий ветер пахнул влажной землей, и копыта лошадей касались ее с почти неслышимой мягкостью.

Нильс пригладил пальцами растрепавшиеся волосы.