Великий крестовый поход

Нильс быстро осваивался в новой для него жизни, хотя ему еще многое предстояло узнать. Теперь он был партнером пожилого торговца, чей опыт дополнял деньги, вложенные Нильсом в его торговую компанию. И когда несколько лет спустя купец состарится и пожелает удалиться на покой, Нильс возьмет все дела в свои руки. К тому времени его компания станет одной из многих, не состоящих в Ганзейской лиге, и уже в достаточной мере станет на ноги, чтобы конкурировать с ее купцами. За это время он сумеет завязать деловые знакомства с разными людьми, а со многими прочими познакомится благодаря дружбе с епископом Роскильдским. С его помощью Нильс уже сумел подыскать занятия для своих братьев и сестер, причем места были выбраны так, что каждый из них мог добиться благополучия и богатства, а также покровительства могущественных персон. Мать же свою он попросту избавил от тяжких трудов, и она вскоре всецело отдалась радующим ее крестьянскую душу хлопотам по саду возле собственного домика.

То, чего Нильс пока не знал, он мог при желании узнать, а что не мог сделать сам, за него могли выполнить другие.

Разумеется, все эти перемены не могли завершиться за день-другой, особенно когда приходилось держать в тайне происхождение его богатства. По плану Нильса, Тауно и Эйян предстояло нанять корабль и отплыть на нем в Далматию, имея при себе письма от духовных и властных особ, которые облегчили бы им задачу после прибытия. Но прежде всего требовалось снабдить брата и сестру надежными документами, без которых о плавании на корабле и речи быть не могло. Задача эта принуждала Нильса действовать с величайшей осторожностью, малейшее подозрение могло оказаться роковым. Осторожность, в свою очередь, растягивала все дело на долгие недели и обрекала на безвылазное присутствие в Копенгагене как его, так и Тауно с Эйян — с ними он при нужде советовался, а заодно учил их вести себя так, чтобы не отличаться от обычных людей.

К тому же ни он, ни Ингеборг не вынесли бы новой разлуки теперь, когда все четверо вновь соединились в Дании.

* * *

— Ах! — выдохнула женщина. — Как это было чудесно! Ты всегда великолепен.

Разгоряченная, влажная, растрепанная, она тесно прильнула к сыну Ванимена. Обняв ее, Тауно ласкал ее везде, куда дотягивалась его другая рука. Мягко светил вздрагивающий огонек ночника, отбрасывая на кровать огромные тени.

— Люби меня снова, как только сможешь, — прошептала она.

— Но не причиню ли я тебе страдания? — спросил Тауно, чьи чресла унаследовали силу его отца. Ингеборг усмехнулась в ответ, но смех ее прозвучал скорее грустно, чем радостно.

— Не эти страдания наполняют мою душу болью, — сказала она и неожиданно всхлипнула. Тауно ощутил, как дрогнуло ее тело.

— Что с тобой? — воскликнул он.

Ингеборг уткнулась лицом между его шеей и плечом. Ее пальцы впились в его кожу.

— Мне больно от того, что ты покинешь меня, — с трудом произнесла она. — Эта боль не отпускает меня, иногда мне кажется, будто в меня вонзили нож и поворачивают его в ране. Любимый, отдай мне всего себя, пока можешь. Помоги мне сегодня ночью забыть, что вскоре тебя не будет рядом. Потом… потом у меня будет слишком много времени на воспоминания.

— А мне казалось, что вы с Нильсом счастливы вдвоем, — нахмурился Тауно.

Ингеборг подняла голову. Огонек свечи, отразившись в слезах, затрепетал.

— Да, нам хорошо вдвоем. Он добрый, мягкий, щедрый… да, он талантлив в любви, но… он никогда не сравняется с тобой, никогда! И он никогда не станет тобой — прекрасным и ярким. Разница между вами такова… представь, будто ты лежишь летом на лугу и смотришь на плывущие в небе облака, — или же летишь на крыльях ветра, подгоняющего их, а солнце заставляет их сверкать. Не понимаю, так твоя мать смогла расстаться с твоим отцом.

Тауно закусил губу.

— Сперва она была счастлива, поселившись рядом с ним под водой, но шли годы, и она все больше сознавала, что отличается от всех нас. Такие союзы неизбежно заканчивались печально — для одного или для обоих. И я начинаю опасаться, что уже навредил тебе.

— Нет! — Ингеборг порывисто села и с тревогой посмотрела на лицо любимого. — Нет, милый мой! Посмотри вокруг. Видишь, я живу в прекрасном доме, хорошо питаюсь, хорошо одеваюсь, я уже не товар для гнусной торговли. А без тебя, Тауно, я могла бы лишь мечтать о такой жизни.

— Здесь не только моя заслуга, — возразил он, задумчиво глядя в потолок. — Помнишь, ты говорила, что безнадежность терзает тебя? Боюсь, эта боль опасна для твоей души… Да, лучше станет, если мы поскорее отправимся в путь, хотя мне тоже очень будет не хватать тебя.

— Тебе тоже? — воскликнула она, склоняясь над ним. Ее волосы, рассыпавшиеся по груди Тауно, нежно ласкали его. — Значит, я не была плоха для тебя?

— Нет, Ингеборг, — с любовью ответил он, глядя ей в глаза. — Ты мне гораздо дороже, чем способна представить сама. Поэтому мне и нужно покинуть тебя, пока я не нанес тебе рану, которую не в силах исцелить даже вечность.

— Но сегодняшняя ночь наша?

— Да. И завтра, и послезавтра, и еще немало ночей.

Он привлек ее к себе.

* * *