Читаем Великий Моурави 1 полностью

стерляжью с гвоздикой, сладких лебедей, пироги с горохом, гречневую кашу,

яблоки в меду, медвяный квас... Водку пшеничную Татищев про запас возил с

собой, а то бы совсем, заскучал боярин. Но и грузинские яства ел Татищев

долго, настойчиво, с большим вниманием. Степенно опрокидывал граненую чарку

с узорной надписью по ободу: "Зри, смотри, люби и не проси". После еды и

отпуска посольских людей по священному обычаю ложился почивать, закрыв

скамью шелковым полавочником. Удивляли Татищева картлийцы: будто не

христиане, обедают не в полдень, после не спят, многие еще на конях кружатся.

Солнце медленно опускалось по синему кругу. Воздух свежел. На горы

ложились темно-розовые тени. Ветерок теребил заросли сирени. Пели

предвечерние птицы.

Татищев чеканил любезные слова. Дьякон Ондрей заканчивал послание

Георгию X и католикосу. В нем боярин настаивал на ускорении встречи. На

столе перед Татищевым чинно стояли любимые украшения; не расставался с ними

Татищев и в дальних отъездах, хранил подарок боярыни: на подносе

позолоченного петуха с белым хвостом, серебряного мужичка, костяной город с

башнями. Вечером затепливал боярин лампады, синие и красные, зажигал свечи

перед темным образом, собирал посольских людей на моление и уже не ел и не

пил. Час заката - первый час ночи...

Боярин обедал, доедая непонятный суп. Бесшумно скользили мсахури. Как

можно не уважать чужеземца, на одежде и на толстых пальцах хранящего алмазы

и изумруды, как можно не страшиться чужеземца, прибывшего с таинственными

целями послом к царю Картли из безгорной, как люди говорят, ледяной страны?

Скользили мсахури с тяжелыми блюдами, потеряли надменный вид, низко кланялись

русийскому князю. А может, чужеземец - злой дэви с голой горы? Недаром у

старого Элизбара в марани белое вино красным стало, а у бедной Кетеван под

окном теленок, оскалив зубы, смеялся. Страшное время. И еще бесшумнее

подавали боярину пряные яства напуганные мсахури.

Татищев смотрел на гибких слуг и невольно удивлялся... Будто не

христиане: шаг легкий, как у чертей. Но служба государева для бояр прежде

всего, и Татищев отбрасывал опасные предположения. Картлийцы должны быть

христианами: единоверие сейчас выгодно; не забыть бы после еды гибким слугам

медные крестики подарить, так спокойнее будет. Татищев вытер толстые пальцы

о край камчатной скатерти и предался игре мыслей.

Сибирь и Иверия - любимая сладкая дума боярина Татищева.

В голубые снега и далекие тундры врезаются новые русийские города -

Пелым, Березов, Обдорск близ Ледовитого океана, Туринск на реке Туре, Нарын,

Кецк и Томск на Томи-реке. Спорят в Архангельске из-за мягких горностаев

аглицкие, фламандские и римские купцы. А в царскую казну чистоганом триста

тысяч рублей пошлиной идут. Только одно тревожило Татищева: внутренние

настроения столбы государства Московского расшатывают, мутят торговлю.

Но скрутит царь Борис казацкие руки, осмелившиеся взмахнуть холопской

саблей на тяжелую шапку Мономаха, богатством нищету подавит, крестьян

прикрепит к служилым людям, торговым дорогу откроет. "Два Рима падоша,

третий стоит, четвертому не быть..."

И наутро, обдумывая каждое слово, Татищев растянуто диктовал дьяку

Ондрею:

"Из земель Грузинских Великому государю нашему царю и великому князю

Борису Федоровичу, всея Руси самодержцу, от холопей твоих, думного дворянина

и яселничего Михаила Игнатьевича Татищева да дьяка Ондрея Иванова послание.

И как Константин царь нас, холопей твоих, отпустил, мы, дождавшись

встречи с приставы, поехали из Грузинские земли в Картлийскую землю к Юрию

(Георгию) царю Симонову сыну для дочери его царевны Тинатин.

Апреля в 15 день в Аристовове земле близко рубежа Грузинского встретил

нас, холопей твоих, Аристов (Эристави) князь Сонской (Ксанский); и говорил,

что Юрьи царь Карталинский и всея Иверския земли начальник велел ему нас,

государевых послов, встретить и корм давать. И перешед от рубежа верст с 15

поставил нас Аристов у своих деревень, и корм почал давать доволен.

Царь Юрьи велел нам, послом, быти у себя на посольстве.

Да и о том мы, послы, к Юрью царю приказывали, что с нами есть к нему

от тебя государя царя и великого князя Бориса Федоровича всея Руси приказ

тайной о великих делах, а в то время, как ему говорити тайной приказ, были

при чем его ближние люди, кому он верит.

И Юрьи царь к нам приказывал, что в то время, как мы, послы, будем у

него на посольстве, иных государей послов и посланников не будет; а исправили

б ему сперва рядова посольство, да у него ели, - а на другой день велит нам,

послом, у себя быть и тайные речи выслушает.

Послано из земли Грузинской с Терским сотником стрелецким с Иваном

Волковым.

Лета 7113 апреля в 29 день",



ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ


Рядом с Метехским мостом, недалеко от Майданской площади, висел над

шумной Курой дом князя Чавчавадзе.

Любитель охоты на колхидских фазанов, князь постоянно жил в своем

Даборгинском замке и только на царские празднества приезжал в Тбилиси.

Дом, всегда наглухо закрытый, сегодня украшенный коврами, спадавшими с

решетчатого балкона, блестел вымытыми окнами. Двор был густо посыпан красным

Перейти на страницу:

Похожие книги

О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза
Александр Македонский, или Роман о боге
Александр Македонский, или Роман о боге

Мориса Дрюона читающая публика знает прежде всего по саге «Проклятые короли», открывшей мрачные тайны Средневековья, и трилогии «Конец людей», рассказывающей о закулисье европейского общества первых десятилетий XX века, о закате династии финансистов и промышленников.Александр Великий, проживший тридцать три года, некоторыми священниками по обе стороны Средиземного моря считался сыном Зевса-Амона. Египтяне увенчали его короной фараона, а вавилоняне – царской тиарой. Евреи видели в нем одного из владык мира, предвестника мессии. Некоторые народы Индии воплотили его черты в образе Будды. Древние христиане причислили Александра к сонму святых. Ислам отвел ему место в пантеоне своих героев под именем Искандер. Современники Александра постоянно задавались вопросом: «Человек он или бог?» Морис Дрюон в своем романе попытался воссоздать образ ближайшего советника завоевателя, восстановить ход мыслей фаворита и написал мемуары, которые могли бы принадлежать перу великого правителя.

А. Коротеев , Морис Дрюон

Историческая проза / Классическая проза ХX века