короткими шеями и красивыми головами кабардинские кони не требовали особого
ухода и стойко переносили жару и холод.
Словно огромный котел, кипел ночной Тбилиси. Никто не спал, все
вооружались. Каждый стремился уйти с Георгием Саакадзе.
В Тбилиси оставался Ксанский Эристави с личным войском. Он поклялся:
скорее его съедят крысы, чем хоть один кизилбаш выйдет из осажденной
крепости до возвращения Саакадзе.
Даже католикос улыбнулся.
До глубокой ночи Саакадзе, Мухран-батони и Эристави Ксанский совещались
с католикосом.
Утром грузинское войско выстроилось по улицам и площадям Тбилиси. На
стенах цитадели чернели точки. Видно, иранцы наблюдали за городом.
Молчали колокола тбилисских храмов, но в Сионском соборе шло
молебствие. Католикос, благословив Саакадзе на дальнейшую борьбу с врагами и
пожелав Мухран-батони прославить новой победой Самухрано, вручил Саакадзе
знамя Иверии.
Под сводами взметнулся темно-красный бархат: между серебряных
восьмиугольных звезд в верхнем левом и нижнем правом углу стремительно
рвался вперед серебряный конь.
Георгий Саакадзе сжал древко. Гордостью наполнилось сердце. Георгий
почувствовал, что в своей руке он держит судьбу Грузии.
ГЛАВА СОРОК ПЕРВАЯ
Вердибег оправился от удара в Сапурцлийской долине и, заменяя
Карчи-хана, стал во главе войска. Толпы сарбазов стягивались к ущелью
хребта, отделяющего Картли от Кахети. Вердибег решил укрепиться в Норио и
ждать возвращения гонцов от Пеикар-хана.
Вердибег собрал минбашей и онбашей и обругал их бесплодными баранами,
бежавшими от презренных грузин. Он приказал немедленно согнать сарбазов,
снова свести в тысячи и сотни, внушить им под страхом жестокой казни не
отступать. Грузины должны быть уничтожены, так хочет шах-ин-шах.
Войсковые муллы поддержали Вердибега, добавив, что каждый шаг при
бегстве с поля битвы отдалит трусов на такое же расстояние от рая Магомета.
А онбаши, допустившие бегство сарбазов, будут держать в день страшного суда
"Черную книгу" с перечнем грехов. Но если они прославят "льва Ирана"
победой, то аллах вручит им "Белую книгу" праведников.
Накричавшись и выпроводив всех из шатра, Вердибег приказал костоправу
сделать ему массаж, натереть благовониями и подать крепкий кофе.
Но ложе не было хану усладой. Он рвался в Исфахан - принять наследство
Карчи-хана. Он боялся жадности двадцати братьев и трех дядей - они, подобно
саранче, могут растащить если не поместья, то серебряную посуду и оружие. Но
он хорошо знал шаха Аббаса, и лучше остаться без посуды, чем без головы.
Явиться в Исфахан можно, только победив грузин. И хан предался размышлениям
о победе.
Он изучил способы ведения войны Саакадзе, боялся засады в Кахети и
обхвата с краев. Он ждал ганджинских и карабахских подкреплений. Они примут
на себя в Кахети удар Саакадзе и дадут Вердибегу возможность вывести в
Азербайджан расстроенное иранское войско. Там, вооружив и пополнив минбашами
и юзбашами сарбазские тысячи, он снова вторгнется в Кахети. Он не оставит
камня на камне, он вырвет с корнями горные леса, он горы опрокинет на
проклятые реки, он вымостит дороги черепами грузин для триумфального
возвращения в Иран.
И, увлекшись, Вердибег ударил по голове костоправа, терпеливо сидевшего
на корточках перед ложем.
Наутро снова скакали в Исфахан к шаху Аббасу гонцы, скакали в Ереван,
Ганджу, Нуху, Карабах. Скакали туда, где находились иранские гарнизоны.
Вердибег, захватив Норио, в два дня укрепил местность рвами и завалами.
Грузины-беглецы рассказывали в Марткобском монастыре о множестве
сарбазов, преградивших все подступы к Норио.
И монахам на башнях казалось, что огромная когтистая лапа вырывает дубы
и грабы, со свистом падающие вокруг Норио. Им казалось, кто-то уселся на
вершине и, вращая красным глазом, трясет горы и ломает скалы.
Зураб Эристави осторожно вел в сторону Бахтриони три тысячи арагвинцев.
Он остро вглядывался в даль, затуманенную предрассветной дымкой. На Зурабе
сверкали стальной панцирь, позолоченный шлем, оружие, украшенное золотой
насечкой и драгоценными камнями. Несколько отвислые губы, орлиный нос с
широкими ноздрями и припухшие веки придавали лицу Зураба выражение
властности. Все больше увеличивалось его сходство с Нугзаром. Теперь Зураб
редко вспоминал златокудрую Нестан и чаще думал о захвате новых земель и о
своем возвышении над другими князьями. Но Зураб знал: без победы Саакадзе не
могут Эристави Арагвские вернуть блеск знамени. И он все теснее сходился с
Саакадзе, хотя и не понимал его замыслов.
Зураб остановил коня, присмотрелся и круто повернул к иорским степям.
Изучив тактику Саакадзе, Зураб повторял действия своего учителя.
Стремительные короткие переходы ночью и прятание днем в кустах и камышах
Иори дали возможность Зурабу или осторожно обходить многочисленного врага,
или нападать на отдельные отряды, уничтожая их до последнего сарбаза. Он
продвигался по течению Иори, оберегая арагвинскую конницу, предназначенную