Великий Моурави 2

не допустить соединения Пеикар-хана с Вердибегом.

В молочном тумане гасли последние звезды. Розово-голубое небо

отражалось в Иори. Тихо пробуждались камыши. На широком плесе виднелась

белая цапля. Где-то в зарослях призывно крякала дикая утка. Пахло травами и

едва уловимым запахом перегноя.

Пригнувшись к седлам, в камышах осторожно пробирался отряд тушин.

Впереди молчаливо ехал дозорный дружинник-арагвинец. В середине на верблюде

стонали двое связанных.

Тушины разыскивали Георгия Саакадзе, но, натолкнувшись на заслон

Зураба, повернули к Иори.

- Кахети бурлит, - рассказывали тушины. - От верховьев Алазани до

теснины Упадари, от аула Белакани до низовьев Иори, от Алванского поля до

виноградников Гурджаани движется народ. Пеикар-хан в тревоге: шакал узнал о

Салурцлийской долине и, перепуганный, укрепляет Кахети.

Зураб внимательно слушал тушин. Он удивился: кто с такой поспешностью

известил Пеикар-хана о поражении иранцев? Кто мог указать персидским гонцам

кратчайший путь?

Никто! Тушины оберегали все горные тропы, все дороги, все заросли, все

леса. Ни один красноголовый не проник из Картли в Кахети. Только у Ахмети

встретили бежавших от Вердибега пастухов.

- Пастухи бежали?! - приподняв бровь, сказал Зураб. - В Грузии пастухи

не бросают стада, а укрываются с ними в горах.

Тушины усмехнулись: они тоже не поверили клятвенным заверениям пастухов

и, связав, возят их за собой, пока не встретят Саакадзе.

Зураб заинтересовался, и в камышник пригнали двух неизвестных в

ободранных чохах. Палочные удары и раскаленное железо не развязали языков.

Пойманные вопили под пытками, стонали и неистово клялись шестьюдесятью

святыми Георгиями, тринадцатью сирийскими отцами, двенадцатью апостолами и

богом в трех лицах, что они пастухи и, кроме скота, никого не знают.

Подумав, Зураб приказал подпалить им уши, но когда и это не помогло, он

решил доставить их Саакадзе.

Дождавшись прихода конницы кахетинских тушин, Зураб на путях к

Бахтриони и Чатчала стал расставлять заслоны и засады.

Арагвинцы придвинулись к хребту, разделяющему Кахети от Картли, чтобы

не дать прорваться Вердибегу и преградить Пеикар-хану путь к Норио.

Элизбар, Матарс и Пануш, прискакав к тушинам, ожидающим в лесах и

долинах, передали от Саакадзе план действий в Кахети.

Тушины тотчас погнали "на продажу" скот в города и деревни и тайно

передавали священникам и жителям распоряжение Саакадзе: женщины и дети

должны отправиться в тушинские деревни.

По ночам тихо скрипели арбы и повозки. Тушины сопровождали кахетинок до

Баубен-билик и там передавали проводникам.

В эти предгрозовые дни Элизбар, Матарс и Пануш не знали сна. "Барсы"

незаметно проникали в монастыри. Ценности, иконы и церковная утварь исчезали

в тайниках. Молодые монахи сбрасывали рясы и, вооруженные саблями, кинжалами

и дубинами, прятались в лесу. Старые, сопровождаемые тушинами, уходили в

кахетинскую Тушети.

Кто-то ночью пробил брешь в телавском укреплении, где-то обвалился

завал, куда-то исчезли жители. Базары притихли, расползся товар богатых

лавок, каждый день исчезал скот, потом хлеб, кто-то поджег ханский амбар.

Рассвирепел Пеикар-хан, приказал устроить грузинам кровавую баню, но в

одну ночь Телави опустел.

Пеикар-хан сжимал в бешенстве кулаки: как рабы могли исчезнуть из

укрепленного города? Трупы персидской стражи у городских ворот рассказали

хану многое.

Бросился Пеикар-хан с сарбазами к монастырям, но и монастыри опустели.

Выйти из Телави хан не рискнул, боясь засады. Хан перестал есть: мясо барана

ему казалось рыбой, лучшее вино - дождевой водой.

Наконец прибыл второй чапар от Вердибега. Пеикар-хан, с раздражением

выслушав гонца, спешно устроил вокруг Телави новые завалы и укрепления.

Прошло пять, потом еще три дня. Пеикар-хан, запершись в Телави, гнал

гонца за гонцом в Иран, но гонцы не возвращались, и помощь не приходила.

Мучила неизвестность. Ни персиян, ни грузин. Запасы таяли, как лед в горячей

руке. Посланные в Алазанскую долину к тушинам за скотом и хлебом не

вернулись. Хан в бессильной злобе метался во дворце, ломая фаянс о скулы

прислужников. Все города и деревни оторвались друг от друга, и Пикар-хан не

знал - он правит страной или буйволиным пузырем? Царство Кахети вот-вот

лопнет.

Пока Пеикар-хан неистовствовал в Телави, горные тушины спускались по

Баубан-билик в Кахети, а "барсы", тревожа ночные дороги, собирали ополчение,

- с юго-востока от Тбилиси двигалось картлийское войско. Знаменосец высоко

вздымал иверское знамя: серебряный конь, точно чувствуя битву, готовился к

прыжку.

Впереди войска ехал Саакадзе. На нем блестели мессир и латы.

Крутя пушистые седые усы, подбоченясь, вел тяжелую конницу

Мухран-батони. За ним его внук Кайхосро, пощипывая едва пробивавшиеся усы,

вел легкую конницу. Вокруг старого князя с оглушающим лаем прыгали

породистые собаки различных мастей. Они рвались в глубину леса, вспугивая

зверей и тревожно кричащих птиц, точно приглашая старого Мухран-батони